Кроме того, она любит Шарля-Анри и не желает ему зла. И все же в ней исподволь росло незнакомое чувство удовлетворенности — нет, не потому, что это Шарль-Анри, этого просто не может быть. Она начинала испытывать радость, что Бог поразил кого-то в poubelles[171] и тело, найденное в подсобке, надолго отвлечет внимание окружающих и ее собственное от других дел. Потянутся дни расследования, слухов, обмена сплетнями на площади Мобера, и она не будет все время думать о Шарле-Анри.
Затем Рокси озарило: это, должно быть, Томми Смизерс, молодой американец, живший до меня в моей комнатушке. Он ходил вечно полупьяный, постоянно ждал денег из дома и явно был малость не в себе. Родители, видно, хотели отделаться от него: с глаз долой — из сердца вон. Бедный Томми, на прошлой неделе он снова клянчил у нее взаймы, а потом сидел на лестнице и плакал.
Она считала, что такие происшествия, как убийство, случаются только в Америке, во всяком случае, во Франции всегда говорят: в вашей стране столько насилия, мужчины держат при себе пистолеты, словно в вестернах, на улицах полно fous, психов, как в «Таксисте», или гангстеров, как в «Бонни и Клайде» — кстати, они, кажется, реальные лица, правда?
Все шло как в Америке: полицейский снимал отпечатки пальцев с двери в подсобку и с входной двери. На улице у подъезда дежурил другой полицейский, такой же вежливый и аккуратный, как и молодцы, охраняющие президента Миттерана в соседнем квартале.
Когда Рокси назвала полицейским свое имя, те долго и испытующе разглядывали ее: une am'ericaine. Знает ли она убитого? Где она была вчера около одиннадцати вечера? И ничего не слышала? У нее не возникло ощущения, что ее в чем-то подозревают. Они были учтивы, бесстрастны, но не сказали, кто погиб, сколько ему лет и как все это произошло. В ответ на их вопрос она назвала всех проживающих в доме: ее сестра Изабелла, семья африканцев, мадемуазель Лавуа с третьего этажа и мадам Флориан, которую они уже знают. Сестра живет в мансарде, а до нее там жил Томми Смизерс. Полицейские кивали и записывали. Может быть, это мистер Моаби, подумала она, он всегда так горячится по телефону, словно напрашивается на ссору.
— Тело, вероятно, подброшено тем, кто знает код к наружной двери и имеет ключ от подсобки, — сказал сыщик.
— Не обязательно, — возразила Рокси. — Мы иногда оставляем незапертой дверь с черного хода. Уборщики берут мусорные ящики, не заходя в здание.
— А-а, — протянул сыщик и записал информацию.
— Вы уверены, что это не мистер Смизерс? Он жил в chambre d''etudiant[172].
— Извините, мадам, мы побеседуем с вами позже.
— Я иду в «Погребок надежды».
На площади Мобера все было тихо и спокойно, как всегда. Потрясенная увиденным, Рокси села за столик на маленькой террасе. Крутящаяся под ногами собачонка, официанты в белоснежных передниках, аромат кофе и свежих булочек, мамаши, толкающие детские коляски, и бегущие следом таксы — все дышало самодовольством и сознанием того, что мир, где ценят прелесть утра, устроен как надо.
— Bonjour, — сказала Анн-Шанталь Лартигю, целуя Рокси в щеку и усаживаясь рядом. — Рада тебя видеть. Рабочие ремонтируют какое-то там реле, и кодовый замок временно не работает. Могу войти к себе только через полчаса, глупо, правда?
— В нашем подъезде нашли мертвого. Среди мусорных ящиков, — словно удивляясь, сказала Рокси.
— Правда? И кто же он?
— Не говорят. Его мадам Флориан нашла.
Анн-Шанталь засмеялась, представив себе мадам Флориан рядом с трупом. Рокси чувствовала, как неуместен этот смех рядом со смертью незнакомца, а может быть, и человека, которого они обе знают. Хотя французы всегда смеются, сталкиваясь с серьезными проблемами, — так же как, говорят, смеются китайцы, когда человек неловко падает и, может быть, ушибается.
— Я должна покурить! — заявила Анн-Шанталь. — Не возражаешь? Утром получила ужасное известие. Жером, видишь ли, намеревается провести лето в Париже, представляешь? Я сначала чуть не в истерику впала. Потом ничего, прошло. И как он только смеет?
Говорить, что «он» — парижанин и остается им, даже сбежав от нее, не имело смысла.
— Если серьезно, это же ужасно — мертвый в доме. Ты его видела? — продолжала Анн-Шанталь.
— Только ногу видела, — сказала Рокси, стараясь осмыслить это событие, но сердце ее будто омертвело, и она не могла совладать с ним.
— Как он умер?
— Понятия не имею.
Она плохо вела себя с Томми Смизерсом. В последний раз не дала ему денег. Он такой надоедливый, жалкий, вечно попадает в какие-то переделки. Нельзя же без конца выручать его. Перед глазами поплыли отвратительные картины: Томми начал воровать, сделался карманником или стал приставать к мужчинам, и кто-нибудь из его клиентов расправился с ним, а тело подбросил в дом, где он раньше жил. А может быть, наркотиков сдуру перебрал. Или это самоубийство?
К ним торопливо шел инспектор.
— Сейчас начнутся расспросы, — сказала Рокси.
Полицейский снял шляпу.
— Мадам де Персан, с сожалением сообщаю... Это ваш муж.
Рокси смотрела на него широко раскрытыми глазами и молчала.