Читаем Развод по-французски полностью

Развод по-французски

Итак, я смотрю на апостолов, потом печально перевожу взгляд на нищего (ужасно боюсь смотреть на его белки) и вдруг слышу, как он говорит: «Изабелла». До смерти напуганная, я вздрагиваю, ускоряю шаг, иду к зданию ратуши, охваченная страхом и ощущением колдовства, пытаюсь найти объяснение. Послышалось? Или говорил кто-то еще? Совпадение — позвали другую Изабеллу?

До сих пор не знаю, что это было.

Все еще думая о странном явлении, я тихо вошла в квартиру Рокси. Та разговаривала по телефону, разговаривала по-английски, значит, с кем-то из американских друзей, но оказалось, с родителями, то ли с Честером, то ли с Марджив. Она упомянула Роско, их кота, и пса Ральфа. Я не прислушивалась специально и вдруг услышала свое имя. Оно пронзило мои мысли, как пуля облако.

— По-моему, Изабелле тут нравится, — говорила Рокси. — Бегает на свиданки. Подрабатывает чуть ли не в девяти местах. Но мне кажется, она набирает работу, чтобы не сидеть с ребенком. Что? Нет, все еще ни слова по-французски.

Это было несправедливо. Я ни разу не отказывалась посидеть с ребенком, когда она просила, и говорила bonjour где надо и не надо. Мне стало ясно, что они замышляют против меня заговор, обсуждая мои поступки и мое умонастроение.

— Впрочем, Оливия Пейс хорошо о ней отзывается, — продолжала Рокси. — Очевидно, она в самом деле кое-что может. Ну, еще выгуливает собаку у моего приятеля Эймса. Да-да, все в этом роде. Думаю, с ней все в порядке.

Я, конечно, должна была это предвидеть. В глазах родичей именно я представляла проблему, а не Рокси, именно я была предметом семейных советов. Но меня послали помогать Рокси, а ее попросили присмотреть за мной, незадачливой, никчемной младшей сестрой с ее бездумным отношением к жизни. В семье лелеяли надежду, что здесь я встречу родовитого европейского графа или буду преподавать английский как второй язык. В худшем случае выучу французский. Я была ошеломлена, чувствовала, как заливает мне щеки растерянный, сердитый румянец, словно обнаружила сзади у себя на платье пятнышко крови, с которым проходила целый день.

Мой характер всегда был предметом споров между отцом и Марджив, и споры иногда перерастали в ссоры. Помню одну особо драматичную стычку за столом. Марджив обычно заявляла, что меня в детстве не приучили думать о будущем, что выдает скрытый сексизм Честера. Брату Роджеру прочили карьеру юриста, когда он был еще в средней школе, а обо мне никто не заботился.

— Если хочешь знать правду, — резала Марджив в тот раз, — ты никогда не принимал Изабеллу всерьез, потому что она девочка!

— Ну уж нет! Я всегда принимал ее всерьез, — со вздохом отвечал отец. — Но никогда не понимал ее.

Помню, как я вставила: «Что верно, то верно».

Зато все мы понимали, что у Рокси литературный талант и любовь к поэзии и что она нигде не достигнет таких успехов, как здесь. К тому же писание стихов оставляет достаточно времени, чтобы вести дом, учить школьников или, как я заметила, flâner по парижским улицам, то есть ходить куда и когда хочешь, не испытывая ни малейших угрызений совести за свое безделье. Счастливая Рокси! Теперь у нее хороший предлог — беременность — увиливать даже от готовки. Если не считать проблемы с Шарлем-Анри, этой временной загвоздки, то у нее, с моей точки зрения, полнокровная жизнь.

Я сделала вид, что ничего не слышала.

— Я встречалась с Шарлем-Анри, — сказала я, когда Рокси положила трубку. — Решила, что должна поговорить с ним сама. По-моему, ты все преувеличиваешь.

Рокси вся встрепенулась:

— Он в Париже? Как он?

— Сказал, что влюбился. Он тебе об этом говорил?

Рокси молчала.

— Для меня это утешительная новость, — продолжала я. — Погоди, я ничего не забыла?

— Что? Что еще? — В ее голосе появились истерические нотки.

— У мужчин это проходит. И вообще у всех людей проходит. У меня уж точно.

— Знаю, что это пройдет. Так же, как прошло со мной. Но мне от этого не легче. Да, он говорил, что встретил настоящую любовь. Что тут скажешь?

Значит, она знала, знала с самого начала. Это — единственное, чего она не могла ему простить.