Развод по-французски

Я была немного шокирована, когда стала подниматься по лестнице в квартиру Роксаны: облезлые стены, грязноватые прогибающиеся ступени, хотя и дубовые. Теперь я научилась ценить красоту и ценность и лестниц, сохранившихся с семнадцатого века, и мебели эпохи Людовика XV, но тогда, в первый день, после бесконечной дороги, мне показалось, не скрою, что Рокси потеряла положение в обществе, сошла с ясных калифорнийских перспектив на туманную полосу неудач. Вернее, так подумают наши родители, особенно Марджив. Меня словно посвятили в страшный секрет и взяли обещание не болтать о стесненных обстоятельствах, в которых находится Рокси.

Моя сестра Рокси — вообще-то по-настоящему она моя сводная сестра — так вот, Рокси — поэтесса. Нет, это у нее не конек, не развлечение. Она училась поэзии в филиале Калифорнийского университета в Ирвайне, а потом и в Университете Айовы. Какое-то методистское издательство в Иллинойсе даже выпустило книжку ее стихотворений, не говоря уже о многих журнальных публикациях. По правде сказать, я всегда обижалась, что родители поощряют ее в этом легкомысленном и низкооплачиваемом занятии, а меня уговаривают пойти учиться на бухгалтера, или на администратора по кадрам, или на представителя компьютерной компании (то есть вести скучные разговоры с разными людьми и определять их на работу), если назвать только три из одинаково противных профессий. Услышав о них, может быть, первый раз в своей жизни, предки были готовы благословить меня на любую службу — лишь бы я подошла к ней.

Но вот стихами Рокси я восхищаюсь, поверьте на слово. Мне хотелось бы самой научиться тому, что умеет она: найти парочку заковыристых слов и соединить их так, чтобы они заиграли. Я всегда удивлялась, когда читала ее стихи, потому что в жизни она говорит как нормальный человек. Никогда не подумаешь, что у нее в голове такие странные и сложные мысли.

Есть люди, у которых развитие организма напоминает кардиограмму сердечника: те же заостренные пики и глубокие впадины, точно зубы у акулы, и моя сестренка Роксана именно такой человек. Я полюбила ее сразу, как только мы познакомились. Это было, когда мой папа женился на ее маме, и мне было двенадцать, а ей семнадцать. Мне нравилось, как она прибегала из школы, хлопнув дверью, запиралась у себя в комнате и долго и громко плакала — ну точь-в-точь как в телике. Потом были задачки и сочинения, похвальные грамоты, подарки и выступление на выпускном вечере, ее стихи, глубокая серьезность и напоследок ошеломительная новость — романтическое увлечение обаятельным французом и замужество. И вот сейчас — душераздирающая драма их разрыва.

Мы совершенно не похожи друг на друга, поэтому нас никогда не сравнивали, и это способствовало нашей дружбе. Отсюда моя миссия, если можно так выразиться, — лететь в Париж, чтобы помочь Роксане с ее будущим ребенком и, как оказалось, поддержать ее в эти трудные дни. Вообще-то я не гожусь на роль няньки при маленьком ребенке, зато была хорошей помощницей самой Рокси. Именно я выбирала, во что нам обеим одеться, и следила за порядком в шкафах и ящиках.

Увидев Рокси, я подумала, что она хорошо выглядит, может быть, немного пополнела по сравнению с прошлым летом, но беременность почти незаметна. Она постриглась до плеч, сделала челку и стала похожа на Жанну д'Арк. Волосы у нее светло-каштановые, глаза светло-карие, как у хорошенького лесного зверька, а кожа словно светится изнутри вроде абажура из розового пергамента. Никогда не видела ее такой красивой, хотя мне показалось, что она чем-то озабочена.

— Шарль-Анри сейчас за городом, — сразу объяснила Роксана отсутствие мужа. Это было все, что она сказала о нем.

Я не придала значения ее словам, так как ничего не соображала после перелета, перепутавшего все времена. На меня накатывалась тяжелая, сонная одурь.

— Ты замечательно выглядишь, Иззи! — сказала она. — Тебе понравился Париж?.. Еще как понравится, я уверена. Давай твою сумку. Это весь твой багаж? Да это и к лучшему: в твоей комнате нет стенного шкафа. Я забыла тебе сказать, что во Франции не делают стенных шкафов. Женни? Она в садике.