Игорь ринулся к спасительному окну. Толик ретировался ко входу в палату, поближе к коридорному воздуху. Людмилка отошла, но веселящий газ на неё уже, по-видимому, подействовал, она хихикала и игриво помахивала ладошкой перед носом. Саша фукала и громко возмущалась.
— Сами виноваты! — защищался виновник переполоха. — Мы сюда не на поминки пришли, нечего тут изображать чопорность и светить кислыми минами!
— Окно не открывается шире, чем на проветривание, — доложил Игорь. — Механизм сломан.
Второго окна в моём индивидуальном номере не было.
— О-о-о… — пары газа долетели и до меня, и я закрыла рот ладонью, а мои ноги задрыгались от негодования.
«Стоп, что?! — возопило моё шокированное сознание. — Я, что, шевелюсь? Я шевелюсь!»
Видимо, мой шок спрятался где-то глубоко внутри, и друзья не заметили перемен во мне.
— Дыша-а-ать мно-о-ой… — протянул Ярик, и откуда ни возьмись взялась его извечная, изрисованная похабными символами, гитара.
Игорь тем временем отбежал к двери, потеснил Толика и движениями «открыть-закрыть» экстренно проветривал помещение.
Ярик прислонился спиной к стене, взял первый аккорд и запел:
Людмилка поддержала своего ненаглядного аплодисментами, все остальные подавили смешки.
А мне захотелось плакать. От радости. От исцеления, которое принесло мне бескультурное поведение вечно позитивно заряженного Ярика (а я-то мечтала исцелиться от поцелуя любви). От осознания неумолимо ускользающего в прошлое момента. От сожаления, что скоро наша компашка развалится. От всего сразу.
Несмотря на то, что гости ко мне шастали исправно, Костя вёл себя странно, и даже более чем.
Первое, в чём заключалась странность, — когда я продемонстрировала ему вернувшуюся способность управлять конечностями, он расплакался, но как-то не радостно. Нет, он, конечно, сказал, что это прекрасная новость, и он рад, а глаза были грустные.
Второе: он стал появляться не каждый день. Ссылался на горы работы, какие-то дела, усталость…
Третье: он избегал поцелуев и вообще прикосновений. Неужели разочаровался во мне? Или ему стукнуло в голову, что он до сих пор любит Юлю, первую жену? Я-то, назойливая такая, не померла. Цепляюсь за жизнь, шутки шучу, с друзьями посиделки (полежалки) устраиваю…
Жива.
Для важного разговора по душам я подготовилась: самостоятельно села и, несмотря на боль, постаралась держать спину прямо.
— Костя? В чём дело? Ты как-то странно на меня смотришь. Как на живого мертвеца.
— Не выдумывай, — мотнул он головой.
— Так ты объясни мне, чтобы я не выдумывала, — ответила я. — Я же вижу, что что-то не так.
На меня снова как-то обречённо посмотрели.
— Ты изменил мне, да? — спросила у него в лоб.
— Нет! — похоже, мой вопрос его возмутил до глубины души. Ну и хорошо, иначе было бы совсем погано.
— А что тогда? — продолжила я. — Ты больше не любишь меня, да?
— Люблю, — он, наконец, преодолел барьер и соизволил меня обнять. — Конечно, я тебя люблю…
И снова слёзы. Его.
Нет, тут точно что-то не так.
В этот раз мне не удалось выудить из него правду. Костя ушёл и утёс тайну с собой, оставив меня мучиться подозрениями.
Предчувствие подсказало мне, что всё непросто.
После этого нашего разговора Костя не приходил два дня. Звонил, коротко интересовался, как у меня дела, а дальше разговор не шёл. Странно… Раньше мы болтали часами, дискутировали, смеялись, ругались. А теперь вдруг не о чем говорить?
Елена Николаевна, выслушав мои подозрения, сказала, что Костя всё ещё отходит от потрясения, что нужно дать ему время. Ага, будто это не меня поломало, а его.
Слова доброй женщины меня не успокоили. Я решила: во что бы то ни стало вызову Костю на важный разговор так, чтобы не отвертелся.
Но проявить чудеса дипломатии мне так и не довелось.
В тот день я даже не успела сообщить мужу, что впервые со дня аварии встала на ноги. Не ходила, ибо даже стоять было тяжело, но всё же… Прогресс.
— Наташа, я должен тебе кое-что сказать. Выслушай меня внимательно и постарайся понять, — с этих слов начал разговор Костя.
— Мне уже страшно…
— В день аварии, когда у меня на глазах в твоё такси врезался пьяный водитель, я понял, что это никакая не случайность. Я так и не усвоил урок жизни. Пытался тебя воспитывать, а надо было всего лишь постараться понять тебя, прислушаться к тому, что тебе по-настоящему важно, поддержать… Я не поехал с тобой в Москву, потому что считал это глупой затеей и хотел, чтобы жизнь тебя научила. У меня не было веской причины не идти с тобой на свадьбу Саши, я просто не захотел. Я вдруг понял, что большинство твоих интересов я игнорирую, а ведь на самом деле это для тебя важно, — он перевёл дух, но в глаза мне больше не смотрел.
Я сидела и смутно догадывалась, к чему он ведёт. Сейчас скажет, что мы слишком разные, и чао какао.