– Что бы не считал Лоссэ, он считает про себя и для своей выгоды, а мы там, чтобы блюсти интересы Остерна, оказывая анклаву некоторые магические услуги, а они нам за это позволяют беспошлинно вывозить праведно добытое необработанное и ценное. Или вполовину стоимости обработанное и еще более ценное.
Извер посмотрел на все еще слегка светящегося вестника, протянул письмо, аккуратно сложенное в небольшой конверт. Птица перехватила конверт клювом и сунула голову под крыло, пряча послание в пространственный карман. Затем последовал приказ, еще один импульс и вестник умчался в окошко. С улицы дышало сыростью и горьковатым ароматом опавших листьев.
– Даркести, – вздохнул Хант, – ты стал жутчайшим занудой. Что будешь с пуговкой делать?
– Не знаю. Все как с чистого листа, Из. Только она…
– Другая. Но еще более притягательная.
– Риз, не напрашивайся.
– Идиот, – Ризер закатил глаза. – Говорил же и говорю: пуговка мне как сестра, которой у меня не было. Мать очень хотела девочку, только не с ее болячками. И мне хотелось, я даже пытался ее себе вообразить. А потом ты Эльзи мне показал и у меня как вспыхнуло – она. Так что все, что там насобирали для суда – чушь. И это я тоже тебе говорил.
– Сразу бы мог сказать.
– Мог бы не бросаться обвинениями. Ты меня до глубины души оскорбил.
Помолчали.
– Знаешь, был момент, когда я решил, что ее не стало, – признался Извер. – Я еще никогда не испытывал такого запредельного ужаса и одиночества, будто у меня сердце вырвали. Под утро. Накануне моего отъезда.
– Ты поэтому сорвался?
– Да. Я… Словно не в себе был.
– О да, не в себе. И довольно основательно. Назвался мной и на судно полез как погодник. Твое счастье, что ничего серьезного не случилось.
– Как теперь все вернуть?..
– На твоем месте, я бы посмотрел на все как совершенно посторонний человек. Эта ситуация с разводом, хоть и выглядит правдоподобно – в какой-то момент я и сам подумал, что слишком вольно вел себя с Эльзбет – но пахнет не очень.
– На что ты намекаешь?
– На то, что твоя мать, как бы неприятно это тебе не было, принимала во всем слишком деятельное участие и не предприняла ни одной попытки, чтобы замять дело или, раз уж на то пошло, сделать слушание закрытым.
– Эльзбет настаивала на разбирательстве…
– Эльзбет настаивала на разбирательстве в нашем с тобой присутствии, – перебил Хант. – А когда нас не увидела, сдалась. Мое присутствие на вынесении вердикта никакой роли не сыграло. Она меня даже не видела. Филисет сразу ее увела. Отец бы не допустил…
– Был бы жив – не допустил бы. Мать всегда к нему прислушивалась. Она сделалась жестче и циничнее, когда его не стало. Что же мне делать, Риз? Я все испортил.
– Приручать. Заново. Ты ведь примерно это и делал, когда меня изображал? Да? А мне любопытно, – Хант облокотился и подался вперед, блестя глазами, – она тогда тебя-тебя целовала так страстно, или тебя-меня?
– Ризер, что б тебя…
– Молчу, молчу… Только знаешь… Ну и лица у вас были, когда я вошел, – рассмеялся Ризер. – Особенно у тебя. Чуть сдержался. Еще и ворон твой… так одним словом описать происходящее… Я кажется, знаю, где он может быть. Не хочешь использовать
Извера перекосило. Лицо он удержал, а вот нутро в узел свернуло. Неприятен был не сам момент пролезания в шкуру вестника, а выход из него – несколько минут полнейшей дезориентации. Душа легко принимала птичий облик, а вот обратно в человеческий нырять ей было некомфортно.
– Я пытался, когда только прибыл в Гейтспорт. Долго не мог дотянуться, там тоже штормило, увидел миг, как Эльзбет идет по комнате с подушкой на голове, забавная… Потом связь оборвалась, чуть в себя пришел. Да и… это отвратительно. Во всех смыслах.
Глава 3
Выходные всегда выходные. Приходят, радуют и внезапно заканчиваются. Сегодня был вечер второго и завтра предстояло вновь окунуться в мир погодной магии.
Вечер проходил под знаком околоморальных терзаний. Да, я избавилась от презентов магиуса Даркести, но что было делать с более ранними дарами? Одежда, посуда, небольшой, похожий на робот-пылесос магический обогреватель, пледы... Последних оказалось особенно жаль: теплые и меня уже не смущала их цыгаская расцветка, тем более в комнате иногда действительно бывало довольно прохладно. А белье? Оно – красивое! И я его уже надевала, как и оба платья.
Вот я и наматывала круги по комнате в надежде на светлую мысль в моей светлой голове, а приставучая пернатая скотина таскалась следом, чуть приподняв и растопырив в стороны крылья, передразнивая мои сложенные за спиной руки. Ворон еще и походку передразнивать пытался. Достал – сил нет.
Прилетел, сел снаружи на карниз, нахохлился одиноким голубем и смотрел печальными глазами по очереди, прикладываясь к стеклу то одним, то другим. Стегло издавало гулкий “боммм” и легкое дребезжание на грани слышимости.
Я не поддавалась минут десять, потом заморосило одинокий голубь стал одиноким мокрым голубем. Капля дождя скорбно скатилась по клюву…
– Ы-ы-ы! Чтоб тебя! – воскликнула я и полезла открывать форточку.