– Я знаю, что произошло и бесконечно корю себя за то, что пустил все на самотек, обижаясь на редкие письма, которые ты передавала через Ризера. Ты была так добра, что ни словом не обмолвилась о ваших сложных отношениях с матерью, зная, как она дорога мне, и ни разу не сказала о ней дурного слова. Ты никогда не упрекала, что меня часто и долго нет, не жаловалась, что тебе тоскливо в Даркести-холл, не просилась обратно и не требовала, чтобы я бросил Острова и был лишь рядом с тобой. И я понимаю, что мне нет прощения за все, что с тобой случилось из-за моего попустительства и бесчестного поступка леди Даркести, за весь этот позор и страдания, что тебе довелось вынести, но все же надеюсь, что ты дашь мне шанс загладить свою вину. Я всем сердцем тебя люблю, моя нежная Эльзи, и очень хочу, чтобы мы… Что? – Из потянул носом раз, другой. – Этот запах… Вот зараза!
Глава 3
– Со зверьем нельзя! – вскочил со своего места за стойкой Гарвер, когда зажимающий нос Извер ворвался в холл дома и почти бегом бросился к лестнице, так и держа меня в руке. Только отставил, чтоб случайным чихом не задело. – Правила!
– Молч-чхи…
Волна горячего воздуха сдула со стойки газеты и те, дымя и обугливаясь, запорхали над макушкой портье. Аккуратно уложенные седоватые волосы Гарвера вздыбились и так и остались стоять.
– Ладно, хорошо, вопросы потом, – забормотал мужчина и бросился собирать тлеющую и отчаянно дымящую бумагу.
Но Извер уже не слушал, проскакал по лестнице, ругаясь уже слышанными мною от Ризера словами он принялся возиться с дверью, снова чихнул, пришлепнул затлевшие обои, затем посмотрел на меня и сунул в карман.
– Извини, родная, мне на минуточку нужна свободная рука.
А что, уютненько… Я завозилась, сворачиваясь в комочек. А может, ну его, эту человеческую жизнь? Работа, деньги, моральные терзания, общественное мнение, суета, беготня… Буду мышью. Летать научусь, Кор не откажет, стану ловить жуков на закате, или что мыши там едят, спать вверх тормашками, носиться под луной, пугать припозднившихся прохожих и никаких тебе Извергов, даже таких красивых и покаянных. Ведь все же из-за него! Все! Ну ладно, мамуля впереди всех постаралась, но и он куда как хорош. Нашел кому свое родное поручить, грымзе этой. Да я ее с первой секунды как увидела, сразу поняла – та еще св… свекровь.
Мы, кажется, уже были внутри. Я пискнула, чтобы оглядеться – вроде что-то прояснилось, надо погромче…
– И-у-у-и!
Ого! И глаза не нужны! Все видно, хотя я все еще в кармане сижу. Я сижу, пальто на чем-то лежит… Ага, кабинет.
Извер добыл злополучную банку, теперь она покачивалась над столом, окруженная мерцающим пузырем, а сам копошился на книжных полках. Он, наверное что-то принял, какое-то лекарство, потому что перестал зажимать нос пальцами и уже не чихал.
– И-у-у-и, – повторила я финт сквозькарманного видения.
С каждым разом получалось все лучше. В этот раз даже звук был. Стекла меленько задрожали, Даркести дернулся и книжки поронял.
Так, подождите, зачем ему книжки, он что, не знает, как меня обратно превратить?
Извер тем временем поднял добро и сгрузил все во вместительную сумку, которую я не сразу заметила. Еще что-то туда побросал, выбежал, снова бросил. В общем он был сейчас как человек, которому срочно предстоит уехать, а такси уже под домом. Наконец он собрался, набросил пальто, попросил меня еще немного посидеть в кармане. А я и не против, только мне стало любопытно поближе, что он там такое делает? Высунула голову и встретилась носом к клюву с незнакомой птицей.
– Это Фирe, – познакомил нас Из, – вестник Ризера, ей просто любопытно.
Сам он писал что-то, наверное, записку для Ханта. Птица была красивая, с ярким огненно-рыжим хвостом и вела себя как птица, а не как непонятно кто. Ворон тут же возник на плече у Иза и ревниво следил, пока Даркести не отдал Фире записку. Когда вестница улетела, взмыв и растаяв в воздухе, не устраивая концертов с обязательным открыванием дверей и форточек, Из подхватил свою сумку и направился к выходу.
Экипаж с двумя красивыми гнедыми лошадками действительно ждал. Перед тем как сесть, Из подошел к вознице и протянул тому увесистый кошель. Пока тот слезал с козел, бросил сумку в салон, вернулся к лошадям, взял одну за морду погладил, потом, придерживая за узду одной рукой, словно что-то стряхнул со сложенных странным образом пальцев. Лошадь всхрапнула и чуть присела, а ее глаза будто заволокло пленкой. Вторая, которую держал возница, заволновалась, но Извер не медлил и проделал тоже самое с ней.
Возница вернулся на свое место, Даркести забрался в салон, и мы поехали. Помчались было бы вернее. Экипаж подбрасывало и швыряло. Если бы я была человеком уже пару раз прикусила бы себе язык. Как Извер еще говорить умудрялся при такой тряске?
В кармане стало неуютно, и я выбралась. За пальто было удобно цепляться, а на плече Извера не так трясло. Он все равно придерживал меня при сильных толчках.