Развод. После…

Сжатый взгляд на часы, затем на меня. Мысли проворачивает как старый ключ в замке. Макс с трудом открывает рот и глухо говорит не своим голосом:

– Если твой жених пунктуальный, то через десять минут он будет в этом номере. Собирай вещи и уходи.

глава 19

Оля.

– Если твой жених пунктуальный, то через десять минут он будет в этом номере. Собирай вещи и уходи.

Кажется, мое тело разделили на составляющие и разложили по кучкам после услышанного.

Забываю, как дышать, как двигаться. Медленно моргаю и с такой же скоростью открываю рот.

Нужно же что-то сказать. Или вообще закричать. Встать и ударить, вложить в кулаки всю злость.

В меня летит мое платье, чулки, которые я осмелилась надеть, нижнее белье. Пальцами чувствую шелковистую ткань.

Но в себя никак не приду. Кажется, я потеряла связь с реальность.

– Ты меня слышишь, Ольга? – Лицо Макса нависает надо мной, голос грубый, как наждачкой проходится по раскуроченной в кровь груди.

– Если бы опоздала к тебе, то Оскар вошел прямо, когда мы… – рассуждаю вслух.

Дурно от этой мысли. Тошнота горьким спазмом сдавливает желудок и живот.

– Мало времени. Одевайся и уходи.

Стреляю в бывшего мужа глазами. Покачиваю головой, стараясь стряхнуть тот морок, который душит и слепит.

А что будет, если Оскар застукает меня здесь? Разорвет помолвку? Ударит? Изобьет Кречетова?

Насколько я любопытна в этом вопросе?

И ни одного вопроса в моей голове о чувствах Оскара. Кажется, мне и правда все равно.

Но тем не менее я быстро надеваю трусы, лифчик, кое-как натягиваю платье. Кожа еще влажная, я насквозь пропитана нашим запахом, потом и сексом. Промежность чуть саднит, шея и ключица помнят нещадящую щетину, которая колола и травмировала нежную кожу.

Из ног будто выдернули кости и хрящи. Трудно устоять, я как по волнам пытаюсь пройти.

Но лишь иду ко дну.

– Внизу на первом этаже за лифтами есть ниша. Там туалетные комнаты. Дурацкое расположение и мало, кто их находит. Иди туда.

Я смотрю, как двигаются его губы, как изо рта вылетают слова. Он говорит, как мне уйти от Оскара? Или затеял очередную игру? Совсем перестала понимать.

В комнате довольно душно. Жаль, окна не открыть, можно только включить кондиционер. Если у нас еще есть время, нужно обязательно это сделать.

– Почему ты делаешь это?

– Что именно, Ляль?

– Помогаешь, после того, как решил сдать меня Брандту.

Его губы превращаются в тонкую ниточку, подбородок свирепо выдвигается вперед. Черные зрачки постепенно заполняют всю радужку, но это отнюдь не возбуждение. Чернота, как колодец, засасывает в свои глубины.

Снова довериться? Или пробовать вынырнуть самой?

Страшно.

– Сам не пойму. Дурак, наверное.

Дверь номера за мной захлопывается, стоило ступить на серый ковролин. У меня даже не было времени обуться, поэтому обувь удерживаю тремя пальцами, через локоть перекинута верхняя одежда.

Остается надеяться, что в порыве страсти я ничего не забыла, что может привлечь внимание Оскара.

Если, конечно, он все-таки решит зайти к моему бывшему мужу.

От предстоящие встречи дыхание ускоряется, а сердце подпрыгивает на нереальную высоту.

Лифт, как назло, едет очень медленно. Стоило мне услышать долгожданный писк, стопорюсь и зажмуриваюсь. Меньше всего на свете хочу увидеть в кабине Брандта.

Я всегда верила в удачу. В детстве однажды нашла клевер с четырьмя листочками. С тех пор считаю, что я везучая. Ну, почти. Макс как-то мне рассказывал про силу самовнушения, но я слушала вполуха. Проще спихнуть все на “четвертый листочек”, нежели взять ответственность на себя.

Теперь мне и правда стоит поверить не только в этот чертов клевер, но и в свои силы. Четырехлистный клевер вряд ли спасет, если мы с Оскаром встретимся в фойе.

Выбегаю из лифта сломя голову, пока не замечаю жениха, входящего через крутящиеся двери. Его взгляд нацелен на телефон в руке. Он что-то смотрит или читает.

Два вдоха и миллион сердечных ритмов, пока не вспоминаю про пресловутую нишу с туалетами.

Забегаю за угол и прикладываю руку к груди. Внутри металлические тарелки бьются. Тело вибрирует до легкой, ударной боли.

– У тебя что-то важное? – слышу знакомый голос, от которого замираю.

Заставляю кровь остановиться, а сердце замолчать. Никак нельзя себя выдать.

– Да, отличная работа. Высланной информации хватило, чтобы подкинуть ему проблем. Он будет еще долго таскаться по судам.

Упираюсь взглядом в крошечную трещинку на стене напротив. Сильнее стискиваю в руках одежду. Пальцы затекли, и мне все время кажется, что она соскальзывает вниз.

Пятки немеют от высоты каблуков, и вот-вот рухну в обморок.

– Никто не должен знать, что руку к этому сливу приложил я. Это ясно? Если хоть что-то укажет на меня, не просто уволю, отошлю в такую дыру, что только заметки про местных бомжей тебе писать. Понятно?

Брандт говорит настолько строго и властно, что в желудке ощущаю рези и непрекращающиеся тошнотворные позывы.

Этого еще не хватало.

С утра почти ничего не ела. Когда волнуюсь, кусок в горло не лезет, а перед встречей с Кречетовым я волновалась очень сильно.