Развод. После…

А если бы я не дал ей уйти? Запер бы на хрен дверь? Не позволил бы снова оставить меня?

В какой-то момент мы начинаем винить себя, когда вины, в общем-то, и нет.

– Это твой ребенок, – отчего-то считаю важным сказать.

Меня знобит от этой фразы, и я перестаю контролировать не то злость, не то зависть. Ведь я мечтал, что у нас с Олей будет ребенок. Сын. Маленький мальчишка с глазами как у Ляльки.

И после ухода Ольги я запрещал себе испытывать эти чувства. Снова запер нереализованные мечты под замок, потому что думать о них, чувствовать, представлять очень сложно и больно.

Все вырывается на поверхность как гнилая труха.

– Врач сказал, что срок семь недель. Это мой ребенок… был.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Что?

– Из-за механической травмы живота произошло кровотечение и отслойка плаценты. У Оли выкидыш.

Говорит сухо, безэмоционально, а я орать готов, просто вцепиться ему в глотку и не отпускать, пока его кровь не вытечет вся.

Перед глазами блеклая картинка, которая постепенно окрашивается в бордовый цвет венозной крови.

Не уверен, кто в меня вселяется, но явно тот, кто мало думает о последствиях. Только о несправедливости и боли, что душит и убивает.

Я делаю шаг, приближаясь к Брандту. Не колеблясь больше ни секунды, бью в челюсть и слышу характерный хруст кости.

глава 33

Макс.

Брандт только глухо выдыхает, прижимая руку к носу, из которого потоком хлынула кровь.

Я остаюсь стоять как вкопанный с тяжело, но часто поднимающейся грудью. Перед глазами плывет, а сердце истошно стучит. На вылет.

Вот я и вмазал ему.

– Легче стало? – спрашивает равнодушно.

У него, возможно, сломан нос, а он говорит, как деревянный и бездушный хрен.

– Потому что я не собираюсь больше подставлять себя под твой удар, – продолжает.

Тут я понимаю, что изрядно поспешил, награждая его своим ударом. Брандт кажется крупнее и сильнее меня. Возможно, он занимается боями или что-то в этом роде. Я же просто посещаю спортзал и далек от всяких драк. Да я вообще психолог, у которого сейчас внутри постапокалиптические действия творятся.

– Почему она оказалась на краю лестницы? Почему не смог ей помочь? – практически выкрикиваю.

Меня все еще штормит, поднимая со дна необоснованную злость и обиду на случившееся.

– Мы ругались, я тебе уже говорил, – тоже выкрикивает.

Его слова отлетают от стен. И меня мало заботит, что мы в больнице не одни и, скорее всего, те, кто сейчас в платах, нас слышат.

Меня вообще сейчас мало что волнует, кроме моей жены.

На шум прибегает медсестра, осматривает нас осуждающим взглядом, что мы как мальчишки просто опускаем глаза в пол и не произносим больше ни слова.

Она уходит и возвращается с пакетом “Снежка”, который отдает Брандту, а тот прикладывает его к переносице.

Перелома нет, и я, как это ни странно, выдыхаю.

У меня не было цели сильно вредить Оскару. Да и перелом носа штука неприятная.

– Ольга раньше была другой. Когда мы встретились, я практически сразу в нее влюбился. Подростком себя пятнадцатилетним ощутил. Не знаю, как могло такое произойти, но я словно попал под ее чары и… Если бы я знал, что на том злосчастном мероприятии будешь ты, никогда бы туда не ходил.

Усмехаюсь.

Что-то мне подсказывает, что мы бы все равно встретились с Лялькой.

Как говорят, пути Господни неисповедимы, хоть я и мало верю в эту хрень. Но иногда скопление таких вот случайностей навевают на разные мысли. И просто не получается придумать другое объяснение, кроме как… судьба.

– Ольга не вернется к тебе, – уверенно говорю.

И сейчас я точно это осознал. Не отпущу и буду бороться.

– Хм… зачем мне шлюха, которая трахается за моей спиной с бывшим? – грубо отвечает.

Тут же вскакиваю с металлического сиденья, готовый ринуться в драку. И правда, я тоже как пятнадцатилетний пацан.

Грудь ошпаривает от сказанного Брандтом, а слово “шлюха” царапает барабанные перепонки до потери слуха. Тошно от того, насколько он близок к правде, и как эта правда меня задевает.

– Я не буду бить тебя во второй раз только по одной простой причине: ты обижен и зол на Ольгу. И я понимаю твои чувства. Но если еще раз скажешь про нее такое… – каждое слово я выговариваю четко и уверенно. И удивлен, что мой голос не срывается и не дрожит.

От гнева ведь трясусь.

Оскар молчит. Бросает на меня короткий взгляд и отворачивается.

– Я не хотел, чтобы так случилось, – мрачно говорит.

– Но это случилось.

– И я виню в этом себя. Мой ребенок… я узнал о нем сегодня же. Сегодня и потерял. Не успел понять, что я отец, как уже и не отец. И не буду им.

В какой-то степени сочувствую Оскару. Будь мы друзьями, я бы предложил ему помощь, но сейчас хочу, чтобы Брандт уже ушел. Их история с Ольгой была короткой, и она закончилась.

Лялька моя и останется моей.

– Ты еще встретишь женщину, которая родит тебе сына. Или дочь.

Брандт медленно встает, перекатывается с пятки на носок и, отнимая лед от переносицы, швыряет упаковку растаявшего “Снежка” на сиденье.

Оскар уходит, не попрощавшись. Только вижу его удаляющуюся спину и с облегчением выдыхаю.