Смотрю то на дом, то на мужа, то вообще куда-то в сторону. По телу мандраж пробегает. Такой, как бывает перед встречей с кем-то, или перед каким-то событием. Даже подташнивать от волнения начинает.
– Я подумал, что ты не захочешь быть в таком месте, где много людей. Не лучше ли перенести свидание к нам домой?
– А что насчет того ресторана, где…
Кречетов хрипло смеется и впивается в меня темным взглядом, от которого ноги немеют и лишаются опоры.
– Мы можем развернуться. Только вот не уверен, что нам там будут рады.
Конечно, дважды в той кабинке было очень горячо. Мне официантам было бы стыдно смотреть в глаза.
– Сейчас я буду рада хорошему ужину у тебя в квартире.
– У нас, – поправляет тоном, не терпящим возражения.
– Макс…
– Оля…
– Ты до жути упрямый и упертый.
– Приму за комплимент, – все так же улыбается, притягивая меня к себе за руку.
Понимаю, какая же я была слепая и глухая, когда хотела сбежать в новый брак с Брандтом. Если и менять что-то в себе, то только с Максом.
Никто меня не чувствуют так, как он, никто не предугадывает мои желания, как муж. Это дорогого стоит, чтобы не ценить.
И стыдно оттого, что не замечала этого раньше.
Поднимаемся на лифте с легкой улыбкой на губах. Мы как юные влюбленные, скрывающиеся от родителей. Сейчас мужчина прижмет меня к стене и поцелует. Рука его будет у меня на талии и целомудренно останется там, ни на градус не сместится.
– Помнишь наше первое свидание? – спрашивает, проводя кончиком носа вдоль скулы, вызывая трепет в животе.
Мне хочется прижаться к Максу, закрыть глаза и… просто быть с ним рядом. Такое простое желание, земное. И от него разрывает. Как объемный воздушный шар лопается за грудиной и горячий разреженный воздух ошпаривает все органы до шипения.
– Страшненькое кафе, затертые скатерти…
– Ты заказала только кофе и какое-то пирожное.
– Ром-бабу. Но она была такая огромная и сочная. Я боялась, что когда начну ее есть, то весь сок, или что это, польется по моим пальцам. Я буду выглядеть неаккуратной и некрасивой.
– Ты бы выглядела сексуальной чиксой.
– Кречетов, теперь уже не говорят чикса, – глухо смеюсь.
Мне сейчас так хорошо, что от этого состояния взлетаю.
– Я бы слизал весь сахарный сироп с твоих пальцев, – низко произносит. Дыхание обрывает своими словами, и я лишь сильнее прижимаюсь к его телу.
Мы заходим домой, где дорожкой выложены крошечные фонарики в виде чайных свечей. У меня слова застревают на языке от этого великолепия. Еще лепестки роз. И пахнет чем-то вкусным и сладким.
– Сам выкладывал, – довольно добавляет.
Муж помогает снять верхнюю одежду. Даже обувь. Обходительный, слов нет. И провожает в зал, где накрыт стол. Там ничего особенного, только фрукты, бутылка вина и фужеры.
– Еду доставят, извини, – пожимает плечами, а я закатываю глаза.
Между нами постоянно проносятся стрелы. Взглядами то и дело цепляемся друг за друга, коротко улыбаемся, словно у нас и правда первое свидание. В каком-то смысле это так и есть.
Не совру, если скажу, что и неловкость нет да нет, но проскользнет.
Кречетов отодвигает стул, усаживает меня. Сам садится напротив. Наше молчание густое, и его не хочется разбавлять. Да нам просто хорошо сейчас смотреть друг на друга.
Потому что, кажется, мы вырвали наш второй шанс зубами.
– Ты все выяснила с Оскаром, – нарушает наше единение.
Тело тут же напрягается, выравнивается, ноги ставлю вместе, мысочками упираюсь в пол. А взгляд опускаю, не в силах смотреть на Макса после всего произошедшего.
– Да. Это была последняя встреча.
– Я рад, – коротко отвечает и с хлопком открывает вино.
– А что делать с…
– Ксенией?
В горле запершило от одного ее имени. Сложно признаться вслух, как эта женщина мне ненавистна. И я не знаю, что должно произойти, или что она должна сделать, чтобы я ее простила. Наверное, не существует более гадкого греха, чем женская зависть.
Для меня только остается вопрос, чему именно она завидовала?
– Если ты захочешь лично с ней поговорить, я не против. Если потребуешь, чтобы она никогда не появлялась в нашем доме, тоже это приму.
– А как же ты? Она же слила информацию из папки СМИ. Кстати, как?
Кречетов, не выдержав, встает с места. Флер нашей романтики улетучился как сценический газ, оставив после себя сухость в горле и слезы в глазах.
– Помнишь, когда ты мне ее принесла?
– Здесь была твоя семья.
– Не знаю, как именно Ксения поняла, что в папке, которую ты держала в руках, но на следующий день она пришла ко мне. За ней не следил, и она могла пробраться в кабинет и скопировать.
– Про компромат она узнала от меня. Я, – запинаюсь, так дерьмово себя еще не чувствовала, – хотела, чтобы она помогла избавиться от тебя, когда мы встретились на мероприятии. Я проболталась, что на каждого человека найдется компромат. И сказала про папки. Но я их не показывала. Клянусь.
Резко подскакиваю со стула. Мне важно, чтобы Макс поверил мне. Так важно, что задыхаться начинаю от потока слов.