Развод с миллиардером (СИ)

– Она оставила его в коляске в саду на несколько минут, отошла за детской смесью, чтобы покормить его, а когда вернулась, коляска оказалась пуста. У меня не было тогда охраны, потому что в этом не было надобности. Я не успел нажить себе врагов, да и в стране я никому особо не был интересен, бизнес я вёл за границей, поэтому совершенно не понимал, что происходит и кому мог понадобиться мой ребёнок. А когда просмотрел записи из камер наблюдения, то не поверил своим глазам. Катя какого-то хрена вернулась и решила забрать сына. До сих пор не знаю, чего ей надо было: еще денег или же материнский инстинкт проснулся и совесть замучила? Да и никогда не узнаю. Их нашли через три часа. В морге, Майя. И Катю, и моего сына.

Его кадык дергается, он делает резкий вдох, тянется к воротнику, оттягивая его в сторону, словно он душит его, как удавка.

– О господи, – выдыхаю я, едва держась на ногах.

Хочется рвануть к Тимуру, обнять его, утешить. Ведь это в десятки раз больнее, чем потерять нерожденного малыша. Я не держала его на руках, не планировала его жизнь, не видела его глаз, не чувствовала запаха. Моя боль, по сути, ничто в сравнении с его.

– Погоди, но ведь малыш на фото гораздо старше, – с недоумением перевожу взгляд на рамку, которую всего несколько минут назад готова была разбить о стену.

– Катя так спешила скрыться, что не справилась с управлением. Она вылетела на повороте на встречку и на скорости врезалась в другой автомобиль. Молодая семья ехала на отдых на море. Мать, отец и шестимесячный ребенок. Ребенок выжил. Остальные – нет. – Он направляет взгляд прямо на меня, давая мне возможность додумать самой, что случилось дальше.

Я не могу пошевелиться. Слишком много всего навалилось вот так сразу. Это нужно осознать. Понять. Если мне тяжело от рассказа Тима, то каково сейчас ему? Сердце кровью обливается, когда я представляю все то, что пережил Тим.

– Ты усыновил его? – несмело спрашиваю я, уже жалея, что вообще начала эту тему и полезла к нему с расспросами. Знала, что рано или поздно он сам обо всем расскажет. Не нужно было давить на него. Слишком уж личное это, мне ли не знать? Если бы не мать, я бы так и скрывала свою сорвавшуюся беременность от него.

– Не сразу. Я тогда несколько недель выл от горя, не выходил из дома. Родители не должны хоронить своих детей, тем более таких маленьких. Это так несправедливо. Если бы Катя не умерла, я бы задушил ее собственными руками. Клянусь. Пусть бы после сел за решетку. Из-за своей дырявой башки она погубила жизни трех ни в чем не повинных людей и лишила ребенка родителей.

– Мне очень жаль, Тимур, – тихо шепчу я, медленно оседая по стеночке на пол. Тело бьет крупной дрожью, голова не соображает. Я не могу подобрать слова, чтобы утешить его. Потому что, что бы я ни сказала, оно не поможет. Да и вряд ли Тим нуждается в моей жалости.

– Я потом решил узнать, что стало с ребенком той пары, кто из родственников взял опеку над ним, хотел помочь им материально. В каком-то смысле в тот момент я понял Евгения Юрьевича. Вместе со съедающим меня чувством потери была еще и вина. Перед другим человеком за поступок Кати. Потому что как бы там ни было, а я был за нее в ответе, нельзя было быть настолько беспечным, стоило нанять людей, которые следили бы за ее передвижениями. Глупо все очень получилось... В общем, оказалось, что того ребенка попросту некому было забрать и его определили в дом малютки, а когда я узнал, что его, как и моего сына, зовут Ярик, меня словно переклинило и я понял, что это знак от кого-то свыше. Что я должен позаботиться о нем. Потому что двум одиночествам лучше держаться вместе.

Глава 37

Какое-то время мы сидим в тишине, не глядя друг на друга. Этот разговор оказывается тяжелее, чем я ожидала. Доставать скелеты из шкафа всегда неприятно, чаще всего они там и должны оставаться. Я бы не хотела, чтобы Тим знал о моей беременности, например, а он, вероятней всего, – о смерти его ребенка. Но вот она – правда, которую я так желала, а легче почему-то никому не становится.

– О Ярике знает очень узкий круг людей, – разрезает гнетущую тишину голос Тима. – Я не афишировал, что у меня родился сын, в то время я много работал и мало с кем общался, оно и к лучшему. О его гибели знают лишь родители, няня и человек, который выписывал свидетельство о смерти. После того как забрал Ярослава из дома малютки, я думал, за ним присмотрят мать с няней, но мама закатила истерику, орала, что я с ума сошел и чужого ребенка она не примет.

Я начинаю понимать, из-за чего между ними испортились отношения. Ведь раньше он боготворил мать, а сейчас даже не думает идти на уступки.

– А сейчас он где? – робко интересуюсь я.