Развод с миллиардером

Словно издалека слышу чьи-то голоса. Ощущаю на себе мужские руки. А потом легкий укол в бедро и в мою кровь впрыскивают порцию адреналина.

Кажется, я спасена.

– Где скорая, мать твою? Почему медики еще не здесь? – срывающийся голос Тимура.

– Мы находимся за городом, им нужно время, чтобы доехать, – последнее что слышу и проваливаюсь в темноту.

***

Голова раскалывается, пробуждение болезненное. Язык отекший, во рту сухо. Каждая мышца ноет. Что я делала вчера? Почему так плохо? Где я?

Я с трудом разлепляю веки. Яркий свет режет глаза. Взглядом упираюсь в плафон на потолке. Жмурюсь.

Пытаюсь восстановить события вчерашнего дня. Что-то пищит прямо над ухом. С каждой секундой ритм учащается. Звук такой знакомый и звучит в унисон с моим сердцем.

Я в больнице, – доходит до меня.

Резко распахиваю глаза и отчего-то начинаю паниковать. Пытаюсь подняться, опершись на локти, но тело не слушает меня.

– Майя, лежи, тебе нельзя вставать, я сейчас доктора позову, – звучит со стороны встревоженный голос Аврамова.

– Не … на-до, – хриплю я и тяну к нему руку.

Он понимает меня без слов. Пододвигает стул к кровати, садится рядом. Словно боясь причинить мне вред легко касается кончиков моих пальцев. Меня пронзает электрический разряд. Мы молча смотрим в глаза друг друга. Во взгляде Тимура тревога и облегчение. Я смелею и переплетаю наши пальцы.

– Спасибо, – шепчу одними губами.

За то что не дал умереть, – добавляю мысленно.

– Ты так напугала меня, Майя, – он подносит мою руку к своим губам, целует раскрытую ладонь. – Ненавижу чувство беспомощности, когда от меня ничего не зависит. Ты могла умереть прямо на моих руках. Знаешь что я почувствовал, когда ты потеряла сознание? Господи, да ты почти перестала дышать, – произносит он хрипло и с надломом.

Я сглатываю подступивший к горлу ком. Чувствую, как в глазах собираются слезы. Держусь из последних сил. Тимур же наклоняется ко мне, зарывается носом в моих волосах, делает глубокий вдох. Проводит губами по моему виску. Это так неожиданно.

– Не делай так больше, – шепчет мне на ухо. Его дыхание щекочет кожу, волоски встают дыбом. Сердце учащает ритм. Электронный кардиограф транслирует по палате удары моего сердца, сдавая меня с потрохами.

– Это все пчелы, я здесь ни при чем, – пытаюсь пошутить, но выходит плохо. В горле дерёт, настолько сухо во рту. – Пить.

– Погоди, я все же позову доктора, я не знаю можно ли тебе давать воду, – я внимательно разглядываю мужчину. Он здесь в тех самых дурацких бриджах для верховой езды. Скорее всего еще не был дома.

– Сколько я здесь? – спрашиваю, когда он нехотя отрывается от меня.

– Ты почти двенадцать часов не приходила в себя. Меня не пускали к тебе, пока показатели не стабилизировались. Кажется, я успел засудить всех врачей в этой клинике. Правда только на словах, – невесело улыбается он. – Я быстро.

Неужели он и в самом деле все это время провёл под дверью моей палаты? Волновался обо мне. Заботился. Не бросил меня здесь одну. От осознания этого на душе разливается тепло, а на лице появляется вымученная улыбка.

Чуть позже, когда доктор с уверенностью заявляет что моей жизни уже ничего не угрожает, мне удаётся отправить Аврамова домой. Чтобы отоспался и переоделся. Смотреть на его изнеможённое лицо уже сил не было. Но на долго его не хватает. Возвращается через пять часов.

– Я принёс тебе судоку, чтобы ты не скучала, – на стол ложится тоненький журнальчик и ручка.

Помнит, оказывается, как я любила убивать время за решением этих задачек. Это так неожиданно.

– Ты в курсе что прогресс дошёл до того, что судоку теперь есть в телефоне? – спрашиваю его. – Но все равно спасибо, – смущенно отвожу взгляд в сторону.

– Ты напиши мне что нужно купить, ещё три дня придётся побыть под наблюдением, а потом смогу забрать тебя домой.

– Три дня? – с разочарованием переспрашиваю я.

Тимур кивает, а потом отходит к окну.

Руки в карманах, поза напряженная. За окном глубокая ночь, а он здесь. Рядом. Жаль, что восемь лет назад этого не было.

– Банкет Колосова без нас наверное был унылым и скучным, – говорю какую-то ерунду, чтобы разрядить обстановку и не молчать.

– Они все пришли поглазеть на мою жену, а ты так их бортанула, – он поворачивается ко мне, на лице лёгкая улыбка с капелькой грусти.

– Ага, а остальным на радость представление устроили, – вздыхаю я, вспоминая одни из худших минут в своей жизни. – Ненавижу это, – со злостью в голосе произношу я.

– Зато можно быть спокойной лет так... м-м-м, – хмурится Тимур, – десять, кажется? Ведь в последний раз тебя в восемнадцать жалила пчела?

– В двадцать, – я отвожу от него взгляд. Сердце колотятся с удвоенной силой. Краска отходит от лица, а по телу проходит холодный озноб. Тот день вспоминать не хочу. Он никогда не сотрется с моей памяти. Тупая боль всегда будет жить внутри меня. Но с годами тоска уже не так ощутима как раньше.

– Восемь? – переспрашивает Тимур. – Что-то не припоминаю.

– Тебя уже не было, – произношу севшим голосом.