— Понимаю тебя. Но все же постарайся взять себя в руки и успокоиться. В таких ситуациях нужна трезвая голова.
Я ставлю перед ним чашку чая. Придвигаю вазочку с конфетами и печеньем, а сама сажусь напротив.
— Кость, я осознаю, что моя просьба может показаться тебе абсурдом, но сейчас единственное, что мне нужно, — это правда, — перевожу дыхание и продолжаю. — Ты знаешь Эда лучше всех. Ты работаешь с ним рука об руку уже много лет! Скажи, могла у него быть связь с этой девушкой? Или это просто неудачное стечение обстоятельств?
Свитинский делает небольшой глоток из чашки, а затем отвечает:
— Ясь, пойми правильно, Эдгар — мой начальник, а не лучший друг. Он не посвящает меня в подробности личной жизни, поэтому мое мнение вряд ли можно считать объективным.
— Но все же, — настаиваю я. — Что тебе подсказывает интуиция?
— В условиях дефицита информации трудно делать какие-то выводы… Но лично я никогда не был свидетелем неверности Эдгара.
Наши взгляды пересекаются, и на секунду Свитинский отводит глаза. Это лишь одно мимолетное мгновенье, но его вполне достаточно, чтобы заподозрить неладное.
— Ты говоришь мне правду, Костя? — я протягиваю руку по столу и обхватываю его ладонь. — Ты не обманываешь меня?
— Ясь, пожалуйста, — на его лице отражается смятение, — не ставь меня в идиотское положение…
— Ты что-то знаешь, — всхлипнув, качаю головой. — Знаешь и специально мне не говоришь!
Нутро наполняется нестерпимой горечью, а из глаз брызгает соленая влага.
— Ясь, пожалуйста, не плачь, — Свитинский вскакивает со стула и, обогнув разделяющий нас стол, приближается ко мне. — Ты же знаешь, я не могу видеть твои слезы!
— Тогда будь со мной честным! — я вскидываю на него молящий взор. — Скажи все, тебе известно!
— В сущности, немного, — он заметно мрачнеет. — Только то, что в Питере у Эдгара не было никаких неотложных деловых встреч. У меня создалось впечатление, будто он поехал туда по какому-то личному вопросу…
Внутри меня что-то обрывается. Что-то тонкое, но жизненно важное.
Воздуха вдруг делается катастрофически мало, а комната перед глазами начинает плясать в каком-то диком галопе…
— Яся! Яся, что с тобой?! Тебе плохо? — над ухом раздается взволнованный голос Свитинского.
— Все в прядке, — хриплю, опираясь на столешницу. — Просто голова что-то закружилась…
— Может, скорую вызвать?
— Не надо. Я уже прихожу в себя.
Костя по-прежнему стоит рядом, поглаживая меня по спине. Внимательно наблюдает за моим состоянием.
— Личные вопросы в Питере — это ведь женщина? Это женщина, Кость?
— Я не в курсе…
— Ой, да хватит водить меня за нос! Я все равно узнаю правду! Не от тебя, так от кого-нибудь другого! Шила в мешке не утаишь!
— Я сказал все, что знаю, Ясь. Кроме, пожалуй, еще одной вещи…
— Какой? — встрепенувшись, я фокусируюсь на его лице.
— Информация пока не проверена, но, кажется, девушка, госпитализированная из номера Чарова, — это сотрудница холдинга, которая устроилась к нам на работу пару месяцев назад.
Глава 4
Закрываю за Костей дверь и, привалившись к ней спиной, медленно сползаю вниз. У меня такое чувство, будто по мне проехался асфальтоукладчик. Боль везде, в каждой клеточке тела. Никогда не думала, что одна-единственная фраза может так размозжить человека. Гранитной плитой придавить все его жизненные ориентиры и лишить опоры под ногами.
Костя подозревает, что девушка с приступом — это новая сотрудница холдинга. Некая Виктория Меньшикова, которая устроилась на должность секретарши Эдгара два-три месяца назад.
Если эта информация подтвердится, то моему браку конец. Ведь секретарша в номере отеля — это почти стопроцентное доказательство неверности.
Интересно, о чем Эдгар думал, когда тащил эту девицу с собой в Питер? Надеялся, что я не узнаю? Или ему было плевать на мои чувства?
Я слышала, когда к мужчине приходит новая любовь, старая резко становится в тягость.
С трудом поднимаюсь на ноги и возвращаюсь в зал. Сев на диван, беру в руки мобильник и набираю номер мужа. Разумеется, я не собираюсь выяснять отношения по телефону. Мне просто нужно знать, когда он приедет домой.
И приедет ли вообще…
Долго слушаю протяжные гудки и уже теряю надежду на ответ, но в самый последний момент Чаров все же принимает вызов.
— Родная, привет, — его голос звучит по обыкновению ласково. — Потеряла меня, да?
— Домой собираешься? — осведомляюсь сухо.
— Конечно. Уже в аэропорту.
— Хорошо.
— Пара часов, и я дома, Яся. Приеду — поговорим.
— Ладно.
— Ясь, пожалуйста, не делай преждевременных выводов, — в его тоне проступает едва различимая мольба. — Я все объясню. Вот увидишь.
— До встречи, — роняю я.
А затем первая обрываю вызов.
Как же больно, черт возьми. Как же больно! Голос Эдгара такой родной, такой любимый… Как и он сам.
Говоря по правде, я никогда не видела мужчины умнее, красивее и сексуальнее, чем он. Я так привыкла считать его своим, что от одной только мысли о возможной измене к горлу подкатывает тошнота.