Развод с незнакомцем

– А! Так вот где ты посеял квитанцию на мое пуховое пальто! А мне его выдавать не хотели, – встряла Ирина Викторовна, оттесняя Романа, – я так намучилась.

– Пардон, мадам, – Харлам взял Ирину Викторовну под руку, за второй ее локоть поддержал Никитос, и они втроем направились в сторону кухни. – Чаем напоите? Молодым поговорить надо.

– А я что? – смутилась Ирина Викторовна, делала она это нечасто и сама по этому поводу чрезвычайно удивилась. – Я ничего. Я согласная, пусть обо всем поговорят.

И Роман провел Любу в комнату. Она села на край дивана и оглядела скромную обстановку.

– Небогато ты живешь, – заметила Люба.

– Не бедствуем, – ответил воинственно настроенный Роман.

– Не обижайся, я приехала не ссориться, – Люба вздохнула. – Нам нужно, папа сказал, ближе познакомиться друг с другом.

– А что тебе еще папа сказал? – Роман принялся мерить комнату шагами.

– Еще сказал, чтобы я без тебя не возвращалась. Ты все-таки мой муж.

– А! Наконец-то вспомнила! Ждала, пока ребенок родится, чтобы преподнести мне сюрприз?

– Об этом я тоже хотела с тобой поговорить.

Ирина Викторовна сидела как на иголках и упивалась чаем, пока сын беседовал с незнакомкой. Она догадывалась, что это именно та вертихвостка, которая заставила Ромашку на себе жениться таким изощренным способом – венчанием. Ей страсть как хотелось подслушать, о чем может говорить ее ненаглядный сынуля с этой девицей, но два бугая, что требовали чай, сели как раз у самой двери. Она не могла выйти, а Рома не смог бы к ней зайти, если бы, конечно, этого захотел. Пока она скармливала плюшки, напеченные как раз перед приездом незваных гостей, и подливала им чаю, ее мозг отчаянно соображал. Еще никто не смел с ней так обращаться! И она приняла неожиданное и очень смелое решение – полезла в навесной шкафчик, где хранились аптечные принадлежности и травы.

– Сейчас я вам, мальчики, в чаек добавлю мяты. Такой аромат! Такая вкусовая гамма! – Ее пальцы выудили из шкафчика флакончик со слабительным. Она закрыла его своим пышным телом и вылила все содержимое в заварочный чайник.

– Пардон, мадам, – попытался отнекиваться Харлам, выпивший пять чашек подряд.

– Мальчики, нехорошо отказываться. А с плюшечкой?

Они согласились еще на пару чашек.

Через полчаса выход был совершенно свободен. Теперь Харлам с Никитосом сидели как на иголках и бегали по очереди в туалет. Ирина Викторовна чувствовала себя победительницей. Особенно после того, когда побежавшие в очередной раз бугаи одновременно столкнулись в дверях и застряли.

– Мальчики, шли бы вы на улицу! – Мощным пинком ноги она вытолкнула их из проема.

Те тут же последовали ее совету и скрылись в неизвестном направлении.

Но ее ждало горькое разочарование. Сын с незнакомкой уже вышли из комнаты. Их румяные лица просто кричали матери о том, что разговор состоялся, и он был очень серьезным. Роман подвел незнакомку к матери и представил:

– Познакомься, мама, это моя жена Люба.

– Твоя кто?! – Ирина Викторовна села на диван, опустив руки. – Жена? Я думала, вы пошутили со свадьбой.

– Такими вещами не шутят, – заметила девица, потупив глаза.

– Да что вы говорите, – начала Ирина Викторовна.

– Мама, мы поедем, прокатимся тут в одно место, – прервал ее сын.

– А где Харлам с Никитосом? – растерялась Люба, не найдя своих телохранителей.

– Избавляются от дерьма, – усмехнулась Ирина Викторовна, – в прямом и переносном смысле слова.

– Им полезно, – поддакнула девица, сразу оценившая эту властную и такую непростую женщину. Свою свекровь.

Роман обнял Любу за талию, и они вышли из квартиры. Ирина Викторовна первый раз за последние тридцать лет заплакала. Она поняла, что проиграла. Но в какой мере, она еще не знала, потому и дала полную волю слезам. Такая она, материнская доля. Сын всегда между двух огней. И затушить этот пожар может только мать, если уступит своей невестке сына. Уступит ли она ей? Вот в чем вопрос. Сможет ли она это сделать сейчас, когда, казалось бы, уже полностью овладела его мыслями и чувствами? И стоит ли эта девица того, чтобы она ей подарила своего Ромашку? Если она, мать, увидит, что сын будет счастлив, она уступит. От этой мысли Ирине Викторовне стало еще горше, и она разрыдалась вслух, чем основательно напугала соседей, не привыкших за тонкими стенками слушать такие искренние проявления человеческих чувств.