Развод (СИ)

Но когда после этого, развернув меня на кровати нормально, а не перпендикулярно, как мы трахались до того, муж подложил мне под бедра подушку и опять коснулся моей промежности губами, собираясь приняться за очередной заход орального секса, я поняла, что уже не выдержу. Завизжав и задрожав, я отбивалась, не желая произносить заветное «хватит!», но Йесон скручивал мои руки, завязывая их ремнем и, насилу надвигая ягодицы на свои плечи, стал пронизывающе изводить уверенным языком моё лоно.

- Хватит! Йесон, прошу! Достаточно, прекрати, пожалуйста! – крича это, я неудобно гомозилась на связанных под спиной руках. Мне казалось, что я никогда не докричусь до Йесона, но он всё-таки притормозил.

- Не ослышался ли я? Что-то не расслышал.

- Прошу, хватит. Хватит, мой господин, любимый, я умоляю тебя, прекрати! – выдернув из его хватки одну ногу, я перекатилась на бок, сжав коленки, чтобы их никто не развел.

- А я говорил, что ты пожалеешь? – тут же прислонился ко мне сзади на боку муж. Его рука протиснулась и между тесно сжатых ног. – Моя девочка, моя радость… как незаметно летит время, когда я владею тобой, когда я ебу тебя…

Открыв глаза, я обнаружила за окном первые признаки рассвета. Мать моя, мы уже часа три кувыркаемся! И не уныло и монотонно, а брыкаясь, елозя и ведя неистовую борьбу. У меня скоро искры посыплются из глаз. Мозоли утром грозит обнаружить нам обоим. У меня-то ясно, где они будут, а вот у Йесона – на члене или языке? Муж резко вошел в меня ещё раз, заставив забыть то, о чем я думала. Нутро горело, связанные запястья саднило, я растворялась в этом безумии секса, но, черт возьми, ни один другой мужчина не удовлетворит меня так. Жестоко, беспощадно, немного садистски и не немного извращенно, но до конца, так, как мне то и было нужно.

Утром, лежа на простыне, обнятая вырубившимся Йесоном, я потерла небольшие синяки на руках. Такое чувство, что ноги были колесом, и я с трудом их свела. На ягодицах горели отпечатки пальцев. Долго находящаяся в напряжении спина заныла, и я пошевелилась активнее. Муж проснулся, но глаз не открывал.

- Всё в порядке? – спросил он, поцеловав меня в макушку. Ну вот, мы снова милая семейная пара.

- Да, спи. – погладила я его щеку. Йесон дотянулся до груди, властно взяв её в кулак.

- Если тебе станет легче, то я тоже, как выжатый лимон.

- Никто не заставлял тебя насиловать меня до полусмерти. – хохотнула я, догадываясь о том, что и он испытывает ломоту и разбитость.

- Зато я взял реванш. – сонно ухмыльнулся он.

- Напугал кошку сливками, вот что ты сделал.

- Да, между прочим, проиграть любимой женщине – вообще прекрасное чувство. – ответил тем же Йесон.

- Слушай, если в результате нет проигравших и победителей, зачем мы как два дурака ерепенились двое суток?

- Не хотел тебя расстраивать, но, вынужден признать: именно потому, что я дурак. Любовь не делает мужчину умнее.

- И не жди, я не признаюсь, что я дурочка. – засмеялась я. – Но и женщины от любви в гениев не превращаются.

Мы замолчали, погружаясь в сон. Йесон зарылся носом в мои волосы, покрепче прижав меня к себе и я, додумывая перед отключкой последнюю мысль о том, что люди от сильных чувств глупеют, пришла к выводу, что и мы, и Донун с Сорой, всегда будем влипать в какие-то странные или смешные ситуации, спорить, ссориться, ошибаться, ругаться, мириться и обижаться, потому что мы по-настоящему любим, а при искренних чувствах невозможно подчинить их разуму, невозможно всё просчитывать и предугадывать, владеть собой и всегда адекватно смотреть на вещи. Ведь если правит голова, а не сердце – разве это любовь? Нет. Ум и разум делают нас идеальными в собственных глазах, а любовь – в глазах любящего. Нас же она делает всего лишь собой самими. Настоящими. Такими, какие мы есть.

Примечание к части * сублингвально - "под язык". Способ принятия лекарств

**имеется в виду фарфор\керамика\произведение искусства времен китайской династии Мин (1368-1644 гг.)

Эпилог

POV г-жа Сон

Я была не против побольше двигаться, поскольку все советовали мне это, врачи рекомендовали, и я соглашалась с доводами, что при беременности засиживаться не надо, но я пока не слишком хорошо знала Нью-Йорк, чтобы ехать и искать прогулочные места, тем более, с округлившимся животом пешком далеко не утопаешь, а вокруг высотки, где мы жили, гулять было негде. Шел седьмой месяц, и ко всему прочему, став похожей на корову, я стремилась, как ведьма или упырь, выбираться на люди только после сумерек, чтобы никто толком не разглядел, во что я превратилась. Донун убеждал меня, что мне это идет, и неподвижность наконец-то нейтрализует мою вечную неугомонность, но я была не согласна. Я же не слепая, и вижу отражение в зеркале!