Она машинально бредёт, и я практически слышу, как мечутся мысли в её голове.
— Откуда ты о ней знаешь?
Усмехаюсь про себя. Конечно же, из всех вопросов, которые она могла задать, она выбрала тот самый, который заставил бы меня рассказать всё максимально подробно, и с самого начала. Женщины, и их внимание к деталям…
— Попросил людей разыскать информацию. Не думай об этом.
— “Не думать”? Речь о моей дочери! — кричит шёпотом, стараясь не привлекать внимания прохожих, — А ты копаешь на неё за моей спиной и используешь как предлог для поговорить.
Чёрт. По сути-то она права. И вот как действовать, если любой благородный порыв выворачивают наизнанку, и оборачивают против тебя?
— Марина, я обещал тебе помочь. Ты, может, и привыкла, что “держать слово” от мужчины — это пустой звук, но я — нет. Сказал — сделал. Выброшенный букет и пара громких слов — не повод не выполнять обещания.
Снова замолкаем. Не то, чтобы она меня задела своими претензиями, которые я не мог предвидеть. Но чёрт возьми, за кого она меня принимает?
На ходу она поднимает на меня взгляд и тут же опускает ресницы.
— Спасибо. Что помогаешь. Просто я не ожидала. Думала, что… то, что между нами… Кончено. И ты не станешь напрягаться ради посторонней женщины.
— “То, что между нами” только-только начинается. И ты не посторонняя.
Тихо и судорожно вдыхает. И почему её это так шокирует?
Даю ей пару минут, прежде чем начать то, ради чего и пришёл.
— Три недели назад Алиса с семьёй ехала за город. Водитель на встречке не справился с управлением и протаранил их автомобиль, — видя всё больше расширяющиеся глаза Марины спешу добавить, — Алиса отделалась синяками, но родители погибли. Девочка сейчас в реабилитационном центре. Это по сути детский дом. По закону временный, но по факту чаще всего там остаются до выпуска.
Чувствую, как затряслась её рука, лежащая на моём предплечье.
— Это я во всём виновата… — шепчет, — не проследила, не увидела.
— Перестань. Твоей вины здесь никакой.
— Если бы я сразу в роддоме следила за младенцем… Их бы не перепутали…
— У тебя не было возможности. Кто сразу после родов находится в здравом уме? Это же колоссальный стресс для организма и психики.
Смотрю на её лицо и вижу бегущие по щекам слезинки. Ясно. Доводы разума здесь не помогут. Нужно просто поддержать.
И я буду поддерживать. Столько, сколько нужно.
— Андрей… Её нужно спасать… Детский дом, это…
— Конечно, Марина. Этим мы и займёмся. Ты, я и Гриша.
25
— Всё будет в порядке. У Елизаветы два высших образования. Педагогическое и психолога. Она знает, что делает.
— Не знаю, это как-то… странно. Я никогда не оставляла Аришку с кем-то кроме меня, и не в саду. И это… неприятно как-то. Вот.
— Ты привыкнешь. К комфорту привыкают быстро. Няня — это часть комфортной жизни.
— Аришке сейчас плохо. А я ей ничего не объясняю, и уезжаю в другой город. Это неправильно.
— А как правильно, Марин? Поступить, как предлагал тот хитровыдуманный главврач? Закрыть глаза, и представить, что ты ни о чём не знаешь?
Я отворачиваюсь к окну и смотрю, как дождевые капли смахивает со стекла ветром.
— Нет, конечно. Просто… Не так.
— "Неправильно". Тебя втянули в неправильную ситуацию. И правильных вариантов тут нет. Мы только можем выбирать менее неправильный.
Слова "правильно" и "неправильно" звучат так часто в моих ушах, что начинают терять смысл.
— А тебе-то это зачем, Андрей? — поворачиваю голову к нему.
— Что зачем? — выкручивает руль, входя в поворот и не сводя взгляд с дороги.
Собираюсь с мыслями, прежде чем заговорить. Не умею я этого — облекать свои мысли в слова. Обязательно скажу что-то не так, как задумывала, или меня неправильно поймут. "Неправильно" — опять.
— Ты много делаешь для меня. Спасибо. Но что тебе с этого? Какая выгода?
— Я не могу по-другому. И моей выгоды здесь нет. А хотяяяя…
Он протягивает последнее слово и задумчиво улыбается. Замолкает.
— Что? — выпаливаю нетерпеливо.
— Я тебе потом скажу. Сейчас момент неподходящий.
— Чего это? Самый подходящий. Если ты что-то хочешь от меня взамен, лучше сразу это обговорить, разве нет?
— Я просто сам для себя это только что понял. Надо переварить эту мысль.
— Можно подумать, это какая-то сделка с дьяволом. "Я тебе скажу, чего от тебя хочу, только когда тебе будет некуда деваться"
— Ещё скажи, что не догадываешься, чего я от тебя хочу, — мимолетное мгновение он красноречиво смотрит мне прямо в глаза, а затем снова концентрируется на вождении.
Прячу взгляд. Краснею. Кажется, даже уши пульсируют кровью. Понимаю, конечно. И сейчас даже хорошо, что он пристально смотрит на дорогу, а не на меня. Потому что я не знаю, куда себя деть от волнения.
Я-то думала, он разочарован во мне. Уж слишком быстро я ему отдалась… Но, выходит, и помогает он не из чувства долга. А от другого чувства? И это чувство — похоть, или что-то большее?
Глупости. Не может такого быть. Он просто хочет "сорвать благодарность" ещё раз.
Но в груди теплится надежда, что он не видит во мне женщину только для постели…