Развод. Ты предал нашу семью (СИ)

— Да! Да! Да! — верещит Аленка в руках Арса. — Конечно же, да!

— А остальные что скажут? — деловым тоном спрашиваю я.

— Да, — у Марка ноздри раздуваются.

— Да, — Арс перехватывает Аленку поудобнее. — Что еще за вопросы?

Опять пинки, и протягиваю руку с наигранным вздохом:

— Мне не оставили выбора, дорогой.

Вот теперь Глеб моргает. Торопливо, будто я сейчас вскочу и убегу, вытаскивает кольцо и надевает на палец.

— И вот теперь мы имеем полное право поцеловаться, — шепчу я, — только ты давай сядешь. Мне тяжело вставать. Мне можно полениться.

Под визг Аленки Глеб перебирается на диван ко мне, сгребает в охапку и целует. С родным уютом, нежным теплом и тягучей любовью.

— Теперь еще один важный вопрос, — мягко отстраняется, а я тяжело дышу, — сейчас идем в загс подавать заявление или завтра.

— Сейчас, — Арс спускает Аленку на пол и встает. — Не будем тянуть.

— И опять всей толпой заявимся, — смеюсь я.

— Ну, будет что обсудить людям, — Глеб обхватывает мое лицо. — Я согласен с Арсом. Не надо тянуть, а то я нервничаю очень в последние дни.

— Тогда помоги мне встать. Лишь бы не разродиться от всех этих ваших семейных советов.

— Да я сам сейчас рожу, — Марк спешно шагает к выходу. — Поехали уже. Мне тоже не нравится быть сыном бойфренда. Слишком неопределенно для моей нежной психики.

— Как мы заговорили, — Глеб помогает мне встать.

— Это правда! Стресс на стрессе!

— А скоро подоспеют еще два стресса, — Арс потягивается.

— Поэтому надо избавиться от остальных, — Марк пожимает плечами.

— Надо сказать, — семеню за сыновьями, — вторая молодость мне дается с большим трудом. И, — оглядываюсь на Глеба, — заедем по пути за баночкой маринованных патисончиков? Маленькие такие. С утра их хочу.

Эпилог

— Как их различать? — шепчет Аленка, вглядываясь в удивленные моськи младших братьев, которые лежат на мягком матрасике у дивана. — Где Дениска и где Данилка?

— Смотри, — Арс щелкает пальцами над лицами Дениски и Данилки.

Те улыбаются.

— У Дениски улыбка косит вправо, а Данилка прищуривается сильнее, — поясняет Арс.

— Да фигня какая, — отзывается Марк. — Одинаково они улыбаются, — смотрит на меня. — Мам, как ты их различать будешь?

— Я же мама. Они для меня разные.

— Это ничего не объясняет, — переводит взгляд на Глеба. — А ты?

— А я папа.

— Да блин.

— Я, кажется, начала их различать, — Аленка пихает Марка. — Просто на них надо долго смотреть.

Данилка и Дениска крякают, пускают слюни и улыбаются. Марк скрещивает руки на груди:

— Может, я просто тупой?

— Не говори так, — зеваю я и вытягиваю ноги. — Они еще подрастут.

— Давай, я отвернусь, — Марк обращается к Арсу, — а ты их перемешаешь, и я потом должен буду угадать, кто есть кто?

Глеб рядом со мной вздыхает и приподнимает брови, когда Марк решительно отворачивается и закрывает глаза ладонями:

— Давай, мешай.

Арс в растерянности смотрит на меня, и я киваю. Затем толкаю Глеба:

— Иди помоги мешать наших сыновей.

Когда Глеб сползает на пол к Данилке и Дениске, под моим бочком устраивается Аленка:

— Я больше не младшая, — кладет голову на плечо. — Я постарела лет на десять.

— Ты же моя радость, — прижимаю ее к себе. — Совсем старушка.

— Да, — печально вздыхает.

— Но самая любимая старушка.

Глеб и Арс несколько перекладывают удивленных Дениску и Данилку, которые с недоумением смотрят на них и хмурятся.

— Кручу-верчу… запутать хочу, — шепчет Арс и улыбается братьям. — Ага, а вы как хотели?

— Давай, — Глеб садится у подушек с младшими сыновьями. — Угадывай.

Марк разворачивается. Переводит взгляд с одного брата на другого, наклоняет голову то в одну сторону, то в другую и медленно выдыхает, указывая на Дениску:

— Денис Глебович… — переводит палец на Данилку, — Данил Глебович… — и замолкает.

Братья его улыбаются шире, сучат ножками и ручками и агукают.

— Да вы разные, — Марк хмыкает. — Обалдеть, — в изумлении смотрит на меня, — я их различаю.

— Ура! — Аленка вскидывает руки. — Различает!

Мы все замираем, когда Дениска с угрозой хныкает.

— Вот блин, — шепчет Арс, и гостиная тонет в двойном громком крике.

****

Не знаю, что за магия, но в Радике с каждым месяцем становилось больше Ярика и Любы. В криках, плаче и даже мимике он перенимал у них все, что мог. Хмурился, улыбался, морщил нос, вздыхал.

Каждый раз, вглядываясь в его лицо, я пыталась увидеть в нем Глеба или Надежду, но не видела. Находила Ярика и Любу. Он смотрел на меня в ответ тем взглядом, с которым Ярик наблюдает за дракой куриц в курятнике, и со снисходительностью матери сосал соску в коляске.

Однажды мне показалось, что пухлощекий и румяный Радик даже закатил глаза и после этого я перестала выискивать в нем что-то от Глеба.

Это не его сын.

Это сын Ярика и Любы, к которым однажды поздним вечером ввалился Юра и кинул на стол пакет с деньгами.

Пастух любит и ценит деньги. И разбрасываться ими не в его характере.

Это были деньги Надежды, и никто бы ее не выпустил ее в большой мир с впечатляющей суммой зеленых банкнот. Разводить ее начали сразу после того, как к ней заглянул Юра.