Развод за одну ночь

– Ну что? Теперь вспоминаете, о чем идет речь?

Подруги видели, что женщина все вспомнила. И на ее лице теперь отчетливо проступило облегчение. Какие бы тайны ни имелись у Елены Николаевны от ее мужа и других людей, разговор о брошенном двадцать лет назад младенце лично ей самой ничем не грозил.

– Да, конечно, я помню эту историю. Такое невозможно забыть. Мать казалась такой взволнованной судьбой ребенка. Что там взволнованной, она буквально на ногах не стояла от ужаса. Плакала от страха за его жизнь! Мне стоило огромного труда хоть немного ее успокоить. Я сказала, что жизни ее малыша ничто не угрожает. Какой бы природы ни была сыпь, мы справимся с любой заразой. У нас в больнице уже в то время имелось прекрасно оборудованное отделение реанимации новорожденных. Был и инфекционный бокс. И хотя новорожденные, как правило, куда крепче, чем многие себе воображают, и серьезно болеют весьма редко, но тем не менее мы в нашей больнице были готовы к любым неожиданностям.

– Вы все так матери ребенка и объяснили?

– И мне показалось, что она все поняла. Ее малыша мы поместили в бокс, сделали все необходимое, температура у него быстро спала. Мать провела у постели малыша всю ночь, следующий день и вечер. Ну, а потом я отправила ее домой, чтобы она немного поспала и привезла утром документы. Представляете, она собиралась впопыхах и даже не привезла своего паспорта! Впрочем, я не удивилась. Женщина так боялась за жизнь своего ребенка, что вообще ничего не соображала.

– И вы отправили ее за документами домой, но назад она не вернулась?

– Нет. Ни утром, ни на следующий день ее не было. Ребеночек начал хорошо поправляться, скоро можно было его выписывать. И когда закончилось мое очередное дежурство, я справилась в неотложке, откуда привезли ребеночка, и пошла туда.

– Но Настю дома вы не застали.

– Да. Не застала. Постойте, откуда вы знаете, как звали мать ребенка?

– Но мы ведь не ошиблись с именем?

– Верно, ее звали Настей. Теперь я это и сама вспомнила.

– Ну, а что случилось с ее ребенком?

– Что случилось? То же, что случается со всеми отказниками. Сначала он попал в дом малютки, где его усыновили какие-то люди.

Елена Николаевна произнесла эту фразу слишком небрежным тоном. Хотела, чтобы подруги поверили в ее незаинтересованность. Но вместо этого лишь насторожила девушек.

Переглянувшись между собой, они уточнили:

– Вы это точно знаете или это ваши предположения?

– Я это знаю.

– А как было имя ребеночка?

– Настя назвала сына Сережей. А фамилию ему дали по имени матери – Анастасьев. Но когда ребенка усыновили, то новые родители, безусловно, дали ему другую фамилию. А почему вы спрашиваете?

– Нам надо найти этого мальчика.

– Зачем?

– Зачем… Дело в том, что несколько дней назад в доме, куда вы ходили, было найдено тело молодой женщины. Она была убита и закопана в саду.

– Какой ужас! Но при чем тут мой… при чем тут Сережа?

– Может, и ни при чем. А может, это тело его родной матери.

– Значит, трупу уже много лет?

Елена Николаевна не скрывала охватившего ее облегчения.

– Слава богу! – воскликнула она. – Просто камень с души!

И заметив удивленные взгляды подруг, попыталась оправдаться:

– Все эти годы я думала о том, куда могла деться Настя. Почему она сбежала? Ведь она явно очень любила своего малыша и не собиралась от него отказываться. И вдруг пропала… Неизвестность всегда хуже правды, пусть даже самой страшной. Я понимала, что с молодой женщиной, скорей всего, случилось нечто ужасное. Но при этом… при этом продолжала надеяться, что она жива и когда-нибудь появится вновь.

Поведение Елены Николаевны было каким-то странным. Но подруги не вполне понимали, в чем тут дело. И к тому же их интересовали конкретные факты.

– В какой именно дом малютки вы сдали младенца?

– Не знаю. Этим занимались другие люди. Я лишь знаю, что ребенок был признан сиротой. И его судьбой занялось государство.

Что же, может быть, оно и так. Только подругам показалось, что Елене Николаевне известно о судьбе мальчика Сережи куда больше, чем она им рассказала. Но если докторше охота играть в молчанку, то сыщицы и без нее обойдутся. Пусть им будет непросто это сделать, но подруги попытаются отыскать следы младенца.

Хотя если его приемные родители были неглупые люди, то они догадались дать на лапу работавшим в приюте людям, чтобы те «потеряли» все, что было связано с делом об усыновлении этого малыша.

Когда люди берут грудничков или совсем маленьких детей до трех лет, они стараются, чтобы дети думали, будто они – родные. Тут речь идет не об альтруизме, когда семейная пара сознательно усыновляет взрослого уже ребенка, и тот прекрасно знает, что живет в чужой семье, у чужих людей, но которые станут заботиться о нем до достижения им совершеннолетия. Те, кто берет малыша, сознательно идут на все трудности, связанные с грудничковым возрастом, чтобы ребенок стал для них максимально своим.