Развод. Жизнь с чистого листа (СИ)

— Паш, нам вещи нужны и документы… И Женя, Паш. Я не знаю, что делать с Женей. С ним больше получаса разговаривает инспектор. Она регистрировала этот случай. Оказывается, так положено.

— Напиши мне список.

Боже… как же мне неудобно. Вещи для Лизы нужно купить. Ребенок голый, в одних трусиках. У нее даже ножки босые.

— Паш, я сейчас скину тебе деньги и напишу, что нужно купить для ребенка. У нее ничего нет.

— Нина!

— Что? Как я могу тебя просить о таком?

— Прекрати! Напиши мне примерный рост и вес, разберусь… В крайнем случае к Инке обращусь, она поможет.

В горле першит от горечи. Не могу объяснить своего состояния. Я просто не знаю, что мне делать и за что хвататься в первую очередь. Судьба Жени теперь предопределена, ему не сбежать от интерната. Как только органы опеки сунутся к ним в дом, его сразу заберут, после случившегося в этом даже сомневаться нет смысла.

— Спасибо, Паш… Мне тоже вещи понадобятся. Ключ у тебя есть. Собери пожалуйста. И документы, не знаю как, но нужно взять их у матери. Не знаю может можно копии предоставить. Я позвоню в сад, в личном деле должны быть копии…

— Не раскисай там. Все будет нормально… Ожог обширный?

— Да, — слезы брызгают из глаз. — Зачем я их отпустила….

— Тише… Не реви. Все будет хорошо. Она маленькая. Все заживет. Уверен даже шрамов не останется. Просто нужно пережить ближайшие несколько дней, дальше станет легче.

— А с Женей что делать?

— С ним я сам разберусь. Не волнуйся. Безвыходных ситуаций не бывает. Тем более он взрослый парень, ему будет проще чем девочке. Я поищу каких-нибудь родственников, может по отцу кто найдется. Постараюсь убедить их оформить опеку временно. Мы их заберем, Нин. Скажи это пацану.

— Ладно, Паш. Женя вышел, — наблюдаю как мальчик покидает кабинет в сопровождении инспектора. Голова опущена, шмыгает носом. Он такой большой и такой маленький одновременно. Подхожу к нему, пытаюсь обнять. Мальчик уворачивается.

— Не надо, — говорит довольно твёрдо, глаз на меня не поднимает, даже отворачивается слегка.

— Женечка…

— Вы за Лизой хорошо смотрите, а за меня не беспокойтесь. Вы же ее не бросите? — вскидывает на меня свои блестящие глаза.

— Не брошу. И тебя не брошу. Потерпи немного… Лизу подлечим. И я вас обоих заберу.

Мальчик молча проходит мимо меня, останавливается около открытой двери нашей палаты.

— Ей больно сейчас?

— Нет, ты же видишь. Она спит.

Женя молча смотрит на сестренку. Шмыгает носом, его плечи вздрагивают.

— Куда его теперь? — обращаюсь к инспекторше.

— Сейчас домой к ним поедем, а дальше видно будет, — сухо отвечает женщина и поравнявшись с мальчиком, трогает его за плечо.

— Поехали Жень, — более мягким голосом произносит она. — За твоей сестренкой присмотрят, — оборачивается в мою сторону.

Я киваю. А они уходят в даль по коридору. Боже… как мне пережить этот день?

Лиза проступала почти до десяти. К нам заглядывал лечащий врач, осмотрел ее спящей. Будить не стал. Паша привез часть вещей, еще часть обещал привезти вечером. Завтра должна освободиться двухместная палата. Обещал, что договорится, чтобы нас перевели в нее. Я не ощущаю ни рук, ни ног, ни головы. Мое тело словно на шарнирах. Я абсолютно потеряна и дезориентирована. Без Паши я бы не справилась. Мальчик не идет у меня из головы. Его судьба сейчас особенно меня беспокоит. Хоть бы не выкинул чего-нибудь. А вдруг он сбежит?

Со всеми этими проблемами я совершенно забыла о Максиме. Но он напомнил о себе сам. Позвонил сообщить, что операция назначена на послезавтра. Попросил приехать к нему. Пришлось рассказать о всем, что случилось. И тут Макс себе не изменил: «Ты что, блаженная!? — в своей манере выдал он.». А я просто отключила трубку.

23. Я послушным буду

— Заходи! — Паша подталкивает Женьку в спину. Он несмело проходит в палату.

— Привет, — губы мальчишки трогает едва заметная улыбка.

— Женя!!! — Лиза подскакивает с кровати и бежит обнимать брата. Виснет на нем.

На ней яркая оранжевая пижама с мимимишками, волосы заплетены в косички. Не девочка, а картинка, не могу налюбоваться на нее.

Мальчик несмело прикасается к ее спине. Придерживает ее аккуратно. За неделю раны девочки подзатянулись. Она повеселела, на щечках зарозовел румянец, появился аппетит. Первые три дня показались мне адом. Мне запретили присутствовать на перевязках. Потому что я буквально с ума сходила от того, как резко и, как мне казалось, неаккуратно с ран снимали повязки. Ребенок кричал, а медсестра, не реагируя на ее вопли, продолжала свою работу. А по ночам Лиза звала маму, плакала, умоляла меня позвонить ей. Последние две ночи спит спокойно.

— Посмотри какие у меня тапки! — Лиза с восторгом демонстрирует брату кроликов-пушистиков, которых ей привезла Инна.

Они вместе с Дашей собрали для девочки уйму всяких штучек, которых у ребенка никогда не было: раскраски, скетч маркеры, пазлы, конструктор, мозаика, пупс в люльке и гора книжек по слогам.

Если бы не отдельная палата, которую для нас организовал Паша, то и половину этого добра нельзя было бы оставить в больнице.