Разворот в никуда. Россия в петле Кудрина

В ноябре, по-моему, 1987 года я приехал в Москву в отпуск из армии (служил с 1986 по 1988 год — прим. ред.) и написал открытое письмо в защиту только что попавшего тогда в опалу Бориса Ельцина. Народ это письмо с удовольствием подписывал, после чего оно ушло по назначению. Я уехал обратно в армию, и тут начался цирк: на факультете стали искать организатора. Собрали у всех студентов образцы почерка и поняли, что никто из них этого письма не писал: имело место загадочное внешнее воздействие. Стали трясти людей, но меня не выдал ни один человек из двух-трех групп как минимум! Ни один из нескольких десятков, большинству которых я был совершенно безразличен! Если бы выдали, меня точно бы отчислили задним числом. Так ребята, подготовившие аналогичное письмо на истфаке, вылетели из МГУ с «волчьим билетом».

— Судя по вашей официальной биографии, в околоправительственные круги вас ввел ваш научный руководитель в университете Игорь Нит.

— На третьем курсе я написал у Игоря Васильевича Нита исследование советских монополий. Действительно хорошая работа: придумал, как оценивать показатели советских монополий, по открытым источникам классифицировал их, выявил и проанализировал их конкуренцию, причем даже в динамике, и объяснил эту динамику. Теорию административного рынка я тогда не знал, но описал его значимый фрагмент, причем даже количественно. Как раз когда я над ней корпел, к нам на факультет приехал Лев Суханов, помощник Ельцина, трепетно выступал, предлагал сотрудничать и записываться в сторонники. Но мне было лень, и я не пошел записываться. А вот Игорь Васильевич пошел и записался, и в итоге стал самым первым помощником Ельцина по экономике. Когда Ниту понадобились люди для работы, в июле 1990 года он набрал своих аспирантов и одного студента — меня, за хорошую курсовую работу.

Борис Ельцин в тот момент был председателем Верховного Совета РСФСР, и Нит возглавлял группу его экспертов. Во всем аппарате Ельцина, включая охрану, было тогда 27 человек. Правда, нас на двух или трех ставках было семь человек — может, с другими ставками была та же история.

Общение с журналистами было категорически запрещено: тот, о ком из нас узнали бы журналисты, был бы уволен сразу. Потом это смягчилось, так что, когда в декабре у меня вышла первая статья, я с трудом, но удержался на работе…

С самим Ельциным я не сталкивался, напрямую с ним общался Игорь Васильевич. Один раз был на его встрече с Геннадием Бурбулисом.

Будучи студентом, я сначала был в экспертной группе техническим сотрудником — «подай, принеси». Но учился и читал все, что носил: с точки зрения изучения экономики, да еще после армейского опыта, это был лучший университет. Демократическая научная атмосфера позволяла слушать дискуссии старших и участвовать в них, а огромный объем работы заставлял давать ее всем, кто был надежен и теоретически мог справиться. Меня быстро посадили на изучение писем граждан, шедших огромным потоком, их сортировку, извлечение из них ценных идей и важных проблем, ответы на них. Затем стали доверять и составление бумаг — вплоть до участия в подготовке разгромной рецензии на программу Григория Явлинского «500 дней» (программа перехода от плановой экономики СССР к рыночной экономике, разработанная Явлинским и Шаталиным — прим. ред.). Вначале предлагалась программа «400 дней», которую пытались двигать через директора кирпичного завода Михаила Бочарова (был такой широко известный тогда «прораб перестройки»), потом Явлинский дописал последние 100 дней — описание всеобщего счастья после реализации программы — и стал двигать ее уже от своего имени. Основной причиной отказа отпрограммы было противоборство союзных и российских властей — Горбачева и Николая Ивановича Рыжкова с Ельциным, — но и наше отрицательное заключение сыграло тогда свою роль. И было не очень забавно, когда либеральные реформаторы, работавшие на Явлинского, написали на нас в «Аргументах и фактах» коллективный пафосный донос в стиле 1937 года. Из всех его соавторов перед Игорем Васильевичем потом извинился, по-моему, только Евгений Григорьевич Ясин — при том, что они были идеологическими и даже житейскими антагонистами.

— От чего, как вы думаете, вам тогда удалось уберечь Россию, блокировав программу Явлинского?