Развратная

Вика кивнула, стягивая полы халата на груди:

– Я поняла…

Он вдруг размахнулся и всадил кулак в стену. Вика вздрогнула. Раздался неприятный звук хруста. А на обоях остались бледные-розовые следы крови.

Он отдернул руку, резким движением натянул брюки и поморщился. Дрожащими руками Вика подала ему свитер. Это глупо, но она хотела сохранить его рубашку себе. Частичку Павла. Пахнущую его запахом. Прикасавшуюся к его коже. Она уже знала: больше подобное не повторится. Это ошибка. Ее ужасная ошибка. За которую она будет себя ненавидеть. Но Вика понимала, что едва он уйдет, она будет рыдать и кричать в голос, что все закончилось вот так. Слишком быстро.

Павел стремительно одевался. Он по-прежнему молчал. Только на щеках ходили желваки, и кадык дергался, как будто он хотел что-то сказать. Или сглатывал образовавшуюся в горле горечь. Такую же, какая была сейчас во рту у Вики.

Он забрал с тумбочки ключи от машины и открыл входную дверь. Вика мялась за его спиной, чувствуя себя брошенной и ненужной. Павел остановился на пороге.

– Если поцелую тебя сейчас, не смогу уйти. А мне нужно.

Так и не обернувшись, он вышел. Быстро сбежал по лестнице и скрылся на следующем переходе.

Вика закрыла дверь. Прижалась к ней спиной. И почему-то зарыдала. Слезы катились из глаз, громкие всхлипы рвались из горла, и она никак не могла их остановить. Сползла по двери вниз, на пол и уткнулась в колени. Почему кажется, что он ушел навсегда? Почему ей это так важно? Он никто ей. Никто! Почему она не плакала так по Роме? Почему? Почему? Почему?! Вика пыталась напомнить себе, что замужем. Что прожила десять лет с человеком, который использовал ее, наплевал на ее чувства и растоптал. Пыталась напомнить себе, что так и не смогла забеременеть. Что осталась одна. И что только что изменила мужу. Но перед глазами была лишь широкая прямая спина Павла. И упрямое мерзкое предчувствие, что больше не будет ничего. Он никто ей. Никто! Но шипы с его татуировки проросли в ее сердце. Они ранили, рвали его на части, впивались глубже и глубже, вычерчивая на ее коже кровавую татуировку: «Он не придет. Это конец».

Глава VIII. Загадки родом из прошлого

Сладко умереть на поле битвы…

(с) Михаил Кузмин

Российская Империя. Времена правления Екатерины Великой

Меланья проснулась от легкой, но приятной боли во всем теле. Что-то было не так, но она не хотела понимать, что именно. Не хотела открывать глаза и идти навстречу новому дню, где будет ненавистный муж и поместье, ставшее темницей. По шее прошлось теплое дыхание, и Меланья резко распахнула глаза. Рассвет только пробирался в спальню. Свечи догорели и оплавились. Воздух остыл, но Меланья не чувствовала холода. Наоборот, ей было тепло. По телу разлилась сладкая истома. Согрела. О, нет… Она ошибалась. Ее согревало горячее дыхание. Дыхание Константина. Он спал, обнимая ее за талию, прижимая к себе и закинув ногу ей на бедра. Его голова покоилась в изгибе ее плеча, и подбородком Меланья чувствовала его коротко стриженные волосы. Всю ночь он провел у нее… Меланью бросило в жар от воспоминания обо всем, что он делал. И что делала она… Наверняка, это жуткий грех. То, что несло в себе столько удовольствия, не могло быть ничем иным. Но Меланья не жалела ни об одной секунде.

Костя творил с ее телом порочные вещи. И невероятные. Меланья даже не знала, что такое возможно. И ее постыдная влага и боль внизу живота оказались вовсе не болезнью. Костя ей все объяснил. Он не стал смеяться над ее страхами. Нет. Он заполнил тяжелую пустоту. С ним было все совершенно иначе. И он так отличался от мужа. Его тело не было рыхлым и обрюзгшим. Нет. Он был сильным. Мускулистым. Худым из-за пребывания в плену. Но в нем все равно чувствовалась мощь. И не смотря на это он не причинил ей боли. Ни разу. Меланья мечтательно улыбнулась. Хотя, нет, боль была… Но совершенно иная. И Константин ее утолял, заполнял собой. А еще были его шрамы. Меланья изучила все. Кривые и широкие. Некоторые побелели от времени. Некоторые все еще бледно-розовые, едва успевшие затянуться. Меланья целовала его шрамы, понимая, что влюбляется в каждый. Она снова улыбнулась и ласково провела пальцами по обнимающей ее руке. Кожа Кости была гладкой и теплой. Он хрипло вздохнул и открыл глаза:

– Вы уже проснулись? – Он сонно улыбнулся и поцеловал ее в уголок губ, царапая отросшей за ночь щетиной.

Меланья смутилась прямого зеленого взгляда. Боже, она ведь обнажена. И он тоже… И уже светло. Темнота больше ничего не скрывает.

– Почему вы покраснели, моя прекрасная княгиня? – Он нежно коснулся ее щеки.

У Меланьи перехватило дыхание от простой ласки. Чувствуя, что краснеет еще больше, попросила:

– Поцелуйте меня.