Разыщи в себе радость

– Доктор, вам легче было бы, если бы я рыдала?

Еще пуще осерчал эскулап-специалист и стал выписывать… Нет, не таблетки, а меня стал выписывать из учреждения, ибо тогда тоже не любили, чтобы в отчетах был лишний летальный исход.

Он сказал моей подруге (она врач-психотерапевт): «Мы вам даем медсестру, покупайте билет на самолет, только вы ее не довезете».

Но Господь распорядился по-другому. Моя подруга Софья Марковна Любинская доставила меня (с помощью других лиц и водителя такси) к Борису Борисовичу Аппакову, коллеге по профессии, и тот, пусть Бог даст ему долгих лет жизни, поставил меня на ноги, так что я сама добралась до нынешнего Санкт-Петербурга.

Тогда я и понятия не имела, что он повлиял своим полем на гематому, которая после травмы более полувека давила на мозг. Ничегошеньки не знала я ни о биополях, ни об одаренных свыше людях, которым под силу многое.

В Ленинграде, преодолевая слабость, я отправилась… Нет, не в поликлинику. В юридическую консультацию. Сделала завещание на все, что у меня имелось-накопилось к тому моменту.

Вы подумали: стала ожидать конца? Ни в коем случае! Я всегда была уверена, что нашей жизнью и нашей смертью «заведует» Некто и в его дела не следует вмешиваться.

Я стала работать, снова пошла в бассейн, играла в настольный теннис, бегала. И почему-то постоянно вспоминала и даже напевала незамысловатое, но запавшее в голову четверостишие:

Бери от жизни все, что можешь,
Бери хоть крохи, все равно…
Ведь жизнь на жизнь ты не умножишь,
А дважды жить не суждено…

Прошел год, в течение которого меня не раз увозили в больницу, однажды прямо с волейбольной площадки, всю скрюченную судорогой. И все же ни в какой период жизни я столько не смеялась и не плясала! Одним словом, жила по тому четверостишию.

Однако мой остов костенел и костенел, а ведь он все определяет в организме.

Не буду более донимать вас грустными подробностями из моего анамнеза (истории болезни). Тем паче, что приближается дата вовсе не печальная, а радостная в моей жизни.

Федора Даниловна сидит на диванчике в питерской квартире (она приехала из Алма-Аты ставить опыты с профессором Инюшиным в нашем университете и остановилась у его брата), а я рядом с нею как журналистка, чтобы подготовиться к уникальной записи: о влиянии биополя на судьбу будущего урожая и на судьбу тысяч наших сограждан, которые попали в цепкие лапы зеленого змия.

Да, диапазон влияния энергетики замечательной целительницы был уже тогда достаточно велик. Итак, сидим мы, значит, рядком и беседуем ладком. Друзья ушли из комнаты, чтобы не мешать разговору. Увлеченная небывалой темой, я не сразу заметила ухудшение состояния. А оно с каждой минутой усугублялось.

Сначала стал сдавать голос, потом губы перестали слушаться, немели все больше и больше. Но главное, голова вдруг наполнилась таким гулом, словно открыли все окна на Невский проспект.

Видимо, лицо мое разительно менялось, ибо Федора Даниловна, не окончив фразы, спросила:

– У вас сильно болит голова?

– Да. Очень.

– Вот здесь, в области темени?

– Да…

– У вас травма, давнишняя, с детства, – сказала она утвердительно. И мне оставалось только согласиться:

– Да.

– Был удар чем-то тяжелым?

– Да, – сказала я отчего-то уверенно, хотя и понятия до сей минуты не имела о том.

Федора Даниловна стремительно встала, подошла ко мне и приказала сесть покрепче на стул.

А потом поднесла руку к моему темени.

Что произошло позднее, я узнала от свидетелей событий того дня. Как только целительница поднесла свою чудо-руку к моей голове, необычной силы судорога свела руки и ноги, и я стала валиться со стула.

Подбежавшие друзья положили меня на диван. Полтора часа, как выяснилось, Федора Даниловна делала некие пассы над моим телом, и оно постепенно распрямилось. Время от времени я приходила в себя, и тогда мне казалось, что я раскачиваюсь на высочайшей карусели в такт с движением чьих-то рук. Снова забытье, и опять ощущение полета с огромной амплитудой…

К вечеру я смогла встать и с помощью подруги добралась до дому. На следующий день мы снова встретились. Федора Даниловна принимала наших друзей как врач, а я была при ней вроде ассистентки. Шаткость походки, которую констатировали не один раз врачи, была теперь постоянной, я вынуждена была держаться за стенки.

Наша целительница поглядывала на меня и с упреком говорила пациентам: «Ну что вы хнычете! Вот Валентина Михайловна – тяжело больной человек, а какая веселая!» Да, Федора Даниловна хотя и не имела диплома, но прекрасно понимала, что именно жизнерадостность спасает меня от самого худого.

Вечером мы пили с нею чай и разговаривали. Сколько я узнала тогда! И больше всего о себе самой.

– Просто счастье, что мы встретились, – сказала она. – Вы ведь знали, что вас ожидал последний приступ?

– Да, еще год назад, потому и сделала завещание.

– Почему вы вернули мою фотографию? Ведь я для вас ее оставила, я поняла из рассказа вашей подруги, чем вы больны.