Между тем совсем не так поступают люди; они делают совершенно противоположное. Они не рассматривают, возможно ли то, что им говорят. Для того чтобы возбудить их пустое любопытство и занять их, достаточно им пообещать нечто необычайное, как например восстановление в теле естественной теплоты, «первоначальную влагу», жизненные силы и тому подобное, чего они не понимают. Чтобы ослепить и подкупить их, достаточно прибегнуть к парадоксам, употреблять темные выражения, выражения импонирующие, пользоваться авторитетом некоторых неизвестных писателей, или же сделать какой-нибудь опыт, весьма наглядный и необычайный, хотя бы он даже не имел никакого отношения к доказываемому положению; ибо, чтобы убедить людей, достаточно поразить их.
Если врач, хирург, эмпирик цитирует греческих и латинских писателей и употребляет новые и необыкновенные термины, то для тех, кто слушает его, это великий человек. Таким людям дается право жизни и смерти; им верят, как оракулам; они сами воображают, что они гораздо выше других и постигли сущность вещей; а если вы будете настолько нескромны, чтобы заявить, что нельзя основываться на пяти или шести словах, ничего не значащих и ничего не доказывающих, то они вообразят, что у вас нет здравого смысла и вы отрицаете основные принципы. На самом же деле основные принципы для этих людей — это пять или шесть латинских слов какого-нибудь писателя или же какой-нибудь греческий отрывок, если они более сведущи.
Чтобы приобрести некоторую репутацию и заставить слушаться себя, ученым врачам необходимо даже говорить иногда на языке, которого их больные не понимают.
Врач, который знает только по-латыни, может пользоваться почтением в деревне, потому что для крестьян латинский язык все равно, что греческий и арабский. Но если врач не умеет читать
22 Р|11ыскакия истины
338
хоть по-гречески, чтобы выучить какой-нибудь афоризм Гипократа, ему нечего надеяться прослыть ученым человеком во мнении горожан, которые, обыкновенно, знают по-латыни. Так что врачи, даже самые ученые, зная эту людскую странность, бывают часто вынуждены говорить, как наглые обманщики и невежды, и не следует судить об их способности и здравом смысле по тому, что они могут сказать во время своих визитов. Если иногда они говорят по-гречески, то делают это, чтобы заговорить больного, а не болезнь, ибо они прекрасно знают, что греческая цитата еще никогда никого не излечивала.
I. О второй врожденной наклонности или о себялюбии. —
II. Она разделяется на любовь к бытию и к благополучию, или любовь к величию и удовольствию.
I. Вторая наклонность, которую непрестанно творец природы сообщает нашей воле, — это любовь к самим себе и своему собственному сохранению.
Мы уже говорили, что Бог любит все свои творения, что они поддерживаются лишь одною Его любовью, и что Он хочет, чтобы все сотворенные духи имели те же самые наклонности, как Он. Он хочет, следовательно, чтобы они все имели природную наклонность к сохранению своему и к своему счастью или чтобы они любили самих себя. Однако неправильно полагать конечною своею целью самого себя и любить себя без отношения к Богу; на самом деле, не имея сами в себе никакой благости, никакой субстанции, не имея силы сделать себя счастливыми и совершенными, мы должны любить себя лишь по отношению к Богу, который один может быть нашим высшим благом.'
Если же вера и рассудок говорят нам, что только Бог есть высшее благо и что Он один может осыпать нас удовольствиями, то мы легко понимаем, что, следовательно, должно Его любить, и мы стремимся к тому достаточно легко, но без благодати, мы любим Его всегда несовершенно и в силу себялюбия, я хочу сказать, в силу себялюбия неправильного и извращенного. Ибо, хотя мы любим Его, может быть, как имеющего силу сделать нас счастливыми, но мы не любим Его как высшее правосудие, не любим Его таковым, как Он есть. Мы любим Его как Бога по-человечески добродушного и . снисходительного, и мы не хотим сообразоваться с Его законом, с
' Я излагаю это яснее и подробнее в трактате о любви Божией и в третьем письме к отцу Лами; ибо я здесь говорю о наклонностях только мимоходом, чтобы изложить в некотором порядке причины наших заблуждений.
339
неизменным порядком Его божественных совершенств. Чистая любовь настолько выше наших сил, что не только мы не можем любить Бога ради Него самого или таким, каков Он есть, но даже человеческому рассудку не легко понять, чтобы Его можно было любить иначе, как по отношению к себе, и иметь иную конечную цель, помимо своего собственного удовлетворения.
II. Себялюбие может быть подразделено на два вида, именно: на любовь к величию и на любовь к удовольствию, или любовь к своему существу и к совершенству своего существа, и на любовь к своему благополучию или блаженству.