Разыскания истины

Дух рассматривает самого себя и видит, что ничего не недостает для его счастья и его совершенства, или же он видит, что он не обладает тем, чего желал бы. При виде своего счастья он чувствует радость, при виде своего несчастья чувствует печаль. Он воображает тотчас, что это чувство радости вызывается в нем видом своего счастья, потому что это чувство всегда сопровождает его. Он воображает также, что вид его несчастья вызывает в нем самом чувство печали, потому что это чувство сопровождает его. Действительная причина этих чувств, которая есть один лишь Бог, не представляется ему; он даже не думает о Боге; ибо Бог действует в нас так, что мы не знаем этого.

Бог вознаграждает нас чувством радости, когда мы сознаем, что мы находимся в том состоянии, в каком должны быть, для того чтобы продолжали пребывать в этом состоянии, чтобы прекратилась наша тревога, и чтобы мы вполне наслаждались своим счастьем, не позволяя, чтобы способность нашего духа была поглощена какою-либо иною вещью. Но Он вызывает в нас чувство печали, когда мы сознаем, что мы не в том состоянии, в каком должны быть, для того чтобы мы не оставались в нем и стремились бы к совершенству, которого нам недостает. Ибо Бог нас устремляет непрестанно ко благу, когда мы сознаем, что не обладаем им; и Он могущественно удерживает нас в нем, когда мы видим, что вполне обладаем им. Итак, мне кажется очевидным, что чувства радости или печали интеллектуальной, точно так же, как чувства радости и печали чувственной, не суть произвольные проявления духа.

Итак, мы должны непрестанно искать разумом ту невидимую руку, которая преисполняет нас благ и скрывается от нашего разума под чувственною оболочкой. Мы должны поклоняться ей, любить ее; но мы должны также бояться ее, потому что, если она нас преисполняет удовольствиями, то она может также ниспослать на нас страдания. Мы должны любить ее любовью добровольною, любовью просвещенною, любовью, достойною Бога и достойною нас. Наша любовь достойна Бога, когда мы любим Его в силу сознания, что Он заслуживает любви; и эта любовь достойна нас, потому что, если мы разумны, мы должны любить то, что рассудок заставляет нас познать как достойное нашей любви. Чувственные же вещи мы любим любовью недостойною нас, и которой они также недостойны;

ибо, если мы разумны, то мы любим их, не имея основания их любить, потому что мы не познаем ясно, чтобы они были достойны

362

любви, и мы знаем, напротив, что они ее не заслуживают. Но удовольствие нас обольщает и заставляет нас любить их; и слепая, извращенная любовь к удовольствию есть истинная причина ложных суждений людей о предметах морали.

ГЛАВА XI

О любви к удовольствию и ее отношении к умозрительным наукам. — I. Как она препятствует нам открыть истину. — II. Некоторые примеры.

Наша наклонность к чувственным удовольствиям, будучи плохо направлена, не только служит источником опасных заблуждений, в которые мы впадаем в вопросах морали, и общею причиною извращения наших нравов; — она есть также одна из главных причин расстройства нашего разума и незаметно вовлекает нас в очень грубые, хотя и менее опасные, заблуждения в вопросах чисто спекулятивных, потому что эта наклонность мешает нам прилагать достаточное внимание к вещам, нас не затрагивающим, чтобы понять

их и правильно судить о них.

Мы говорили уже неоднократно о той трудности, которую представляет для людей прилежание к несколько абстрактным предметам, потому что этого требовал предмет, о котором говорилось тогда. Мы говорили о том в конце первой книги, когда показали, что чувственные идеи более затрагивают душу, чем чистые идеи разума, а потому она часто более занимается внешностью, чем самою вещью;

объясняли это и во второй книге, когда, говоря о нежности мозговых фибр, мы показали, отчего происходит слабость некоторых женственных умов. Наконец, говорили о том же в третьей книге, когда толковали о внимании разума и когда следовало показать, что наша душа вовсе не внимательна к вещам чисто спекулятивным, но гораздо более внимательна к вещам, ее затрагивающим и заставляющим ее чувствовать удовольствие или страдание.

Наши заблуждения почти всегда имеют несколько причин, которые все вместе содействуют возникновению их; так что не следует думать, что по недостатку порядка мы повторяем иногда почти одно и то же и указываем несколько причин одним и тем же заблуждениям; это происходит оттого, что их в самом деле несколько. Я не говорю о реальных причинах, ибо мы часто говорили, что единственная реальная и действительная причина есть злоупотребление своею свободою, которою мы не пользуемся хорошо уже потому, что не пользуемся ею всегда, насколько можем, как мы это объяснили в самом начале этого сочинения.'

' См. вторую главу.

363