Разыскания истины

О' величине предметов или о реальности идей не должно судить по силе и яркости, или, будем говорить школьными терминами, по степени интенсивности модальностей или перцепций, идеи которых воздействуют на нашу душу. Игла терновника, которая меня колет, горячий уголь, который жжет меня, не имеют столько же реальности, как поле, которое я вижу. Однако моя способность мышления более поглощена страданием от укола или ожога, чем видом поля. Точно так же, когда я стою посреди поля и смотрю, мое чувственное представление об ограниченной протяженности гораздо живее и более занимает способность моей души, чем представление, которое я имею, когда думаю о протяженности, закрыв глаза. Но идея протяженности, действующая на меня ощущением различных цветов, не имеет такой же реальности, как идея, которая действует на меня лишь чистым разумением, ибо чистым разумением я вижу протяженность бесконечно больше той, какую вижу открытыми глазами. Следовательно, не должно судить — я не говорю, о действии идей, а о реальности идей — по тому, сильно или легко затрагивают они нас, но по тому, что они затрагивают нас, как бы легка ни была модальность, которою они затрагивают нас; как бы ни была слаба перцепция, которую мы имеем о них. Должно судить об их реальности, потому что мы созерцаем их, а не сущее не может быть созерцаемо, я говорю это для того, чтобы заставить понять, что нет противоречия в том, что бесконечное может быть созерцаемо конечною способностью перцепции, и чтобы разубедить людей, которые, будучи обмануты этим мнимым противоречием, утверждают, что мы не имеем идеи бесконечного, невзирая на внутреннее чувство, которое говорит нам, что мы действительно думаем о бесконечном, или, выражаясь словами других людей, что мы от природы имеем идею о Боге или бесконечно совершенном

существе.

Что модальности души не представляют ни бесконечного, ни чего бы то ни было или что идеи весьма отличаются от перцепций, какие мы имеем о них, я мог бы доказать другими доказательствами, не тем, какое я только что вывел из этого общего понятия, что не сущее не созерцаемо. Ибо ясно, что модальности души изменчивы, а идеи неизменны; что ее модальности частны, а идеи универсальны и общи всем духам; что ее модальности случайны, а идеи вечны и необходимы; что ее модальности не ясны и темны, а идеи очень ясны и светлы, т. е. что ее модальности только смутно, хотя живо, чувствуются, а идеи ясно познаются, будучи основанием всякой науки. Но я столько уже писал о природе идей в этом сочинении и некоторых других, что, мне думается, я имею право отослать читателя к этим сочинениям.

Итак, столь же очевидно, что есть Бог, как очевидно для меня, что я существую. Я заключаю, что я существую, потому что я сознаю себя, а не сущее не может быть сознаваемо. Я заключаю точно так же, что Бог есть, что бесконечно совершенное существо существует,

373

потому что я его созерцаю, а не сущее не может быть созерцаемо, и, следовательно, не может быть и бесконечное в конечном.

Но бесполезно толпе предлагать эти доказательства. Эти доказательства можно назвать личными, так как они не убеждают всех людей. Это потому, что большинство, а иногда даже ученейшие или наиболее начитанные люди не хотят или не могут приложить внимания к метафизическим доказательствам, к которым, по большей части, они относятся с глубоким презрением. Если же вы хотите убедить их, то нужно приводить более наглядные доказательства, и, конечно, в них не будет недостатка, ибо ни одна истина не имеет столько доказательств, как истина бытия Божия. Мы привели это доказательство лишь для того, чтобы показать, что истины абстрактные почти не действуют на наши чувства и потому их принимают за иллюзии и химеры; тогда как истины грубые, осязательные и которые чувствуются, принуждают душу рассматривать их, а потому люди убеждены, что они имеют большую реальность, по той причине, что после грехопадения они производят гораздо большее впечатление на наш разум, чем истины чисто умопостигаемые.

По той же причине нечего надеяться, что когда-либо можно будет убедить толпу в том, что животные не чувствуют, следующим доказательством: если они невинны, как все согласны с этим и как я то предполагаю, и если бы им было свойственно чувство, тогда пришлось бы заключить, что при Боге, бесконечно справедливом и всемогущем, невинный терпел бы страдание, которое есть наказание и кара за какой-нибудь грех. Люди по большей части не способны увидеть очевидность этой аксиомы: «Sub justo Deo, quisquam, nisi mereatur, miser esse non potest»,' — которою с большим основанием пользуется блаженный Августин против Юлиана, чтобы доказать первородный грех и испорченность нашей природы. Они воображают, что эта аксиома не имеет никакой силы и основательности, как и некоторые другие, доказывающие, что животные не чувствуют, потому что, как мы только что сказали, эти аксиомы абстрактны, они не заключают ничего чувственного и осязательного и не производят никакого впечатления на наши чувства.