Разыскания истины

Инстинктом чувства я убеждаюсь, что моя душа связана с моим телом или что мое тело составляет часть моего существа; я не имею в этом очевидности. Я познаю это не светом разума, но страданием или удовольствием, которые чувствую, когда предметы действуют на меня. Нам колют руку, и мы страдаем; следовательно, наша рука составляет часть нас самих. Рвут наше платье, и мы от того не страдаем; следовательно, наше платье не есть мы сами. Нам режут волосы без боли; но, вырывая их, причиняют боль. Это повергает философов в затруднение, и они не знают, что думать. Но их замешательство доказывает, что даже самые мудрые судят скорее инстинктом чувства, чем познанием разума, о том, составляют ли такие-то вещи часть их самих или нет. Ибо если бы они судили лишь согласно очевидности и познанию разума, они скоро узнали бы, что дух и тело — два рода существ совершенно противоположных, что дух не может соединяться с телом сам собою, и что только в силу нашей связи с Богом наша душа страдает, когда повреждено тело, как я уже говорил в другом месте. Итак, только в силу инстинктивного чувства мы рассматриваем свое тело и все чувственные вещи, с которыми связаны, как части самих себя, я хочу сказать, как части того, что мыслит и что чувствует в нас, ибо в самом деле нельзя познать очевидным свидетельством разума то, чего нет, так как очевидность всегда раскрывает лишь истину.

Что же касается вещей умопостигаемых, то в них мы видим совершенно обратное, ибо наше отношение к ним мы познаем рассудком. Мы открываем ясным созерцанием разума, что мы связаны с Богом гораздо более тесным и необходимым образом, чем с нашим телом; что без Бога мы ничто; что без Него мы ничего не можем, ничего не познаем, ничего не хотим, ничего не чувствуем;

что Он наше все или мы составляем с Ним одно целое, если можно так сказать, и мы являемся только бесконечно малою частью этого целого. Познание разума раскрывает нам тысячу мотивов, чтобы любить исключительно Бога и презирать тела как недостойные нашей любви. Но от природы мы не чувствуем нашей связи с Богом. Не инстинктивным чувством убеждены мы, что Бог есть наше все;

это бывает разве только по благодати Иисуса Христа, которая вызывает в известных людях подобное чувство, чтобы помочь им победить противоположное чувство, связывающее их с телом. Ибо Бог как Творец природы влечет духов любить Его через сознательное, а не инстинктивное познание; и, согласно всем вероятиям, к познанию лишь после грехопадения Он как творец благодати прибавляет инстинкт, предварительное наслаждение, по той причине, что знание наше сильно уменьшилось теперь, оно не способно устремить нас к Богу, и усилия удовольствия или усилия противоположного инстинкта непрестанно ослабляют его и делают недеятельным.

27 Разыскания истины

418

Итак, мы открываем познанием разума, что мы связаны с Богом и умопостигаемым миром, который Бог содержит; чувство же нас убеждает, что мы связаны с нашим телом, а через наше тело с материальным и чувственным миром, созданным Богом. Но так как наши чувства живее, трогательнее, даже продолжительнее нашего познания и чаще заявляют о себе, то не следует удивляться тому, что наши чувства нас волнуют и пробуждают нашу любовь ко всем чувственным вещам, а наше знание рассеивается и исчезает, не вызвав в нас никакого рвения к истине.

Правда, много есть людей убежденных, что Бог есть их истинное благо; они любят Его как свое все и страстно желают усилить и укрепить общение свое с Ним. Но очень немногие люди знают с очевидностью, что познавать истину — значит естественными силами соединяться с Богом; что созерцание истинных идей вещей есть своего рода обладание самим Богом; что эти абстрактные созерцания известных общих и неизменных истин, управляющих всеми частными истинами, суть усилия духа, привязывающегося к Богу и покидающего тело. Метафизика, чистая математика и все универсальные науки, управляющие частными науками и обнимающие их, как универсальное бытие обнимает все отдельные существа, кажутся химерическими почти всем людям, как людям добродетельным, так и тем, которые не имеют никакой любви к Богу. Вот почему я почти не осмеливаюсь сказать, что прилежание к этим наукам есть прилежание духа к Богу, самое чистое и самое совершенное, на какое мы способны от природы, и что в созерцании умопостигаемого мира, который служит им объектом. Бог сам познает и создает этот чувственный мир, от которого тела получают жизнь, подобно тому как духи живут другим миром.