Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю

Но что такое самое выражение Константина Багрянородного: по-русски и по-славянски? Не вправе ли мы заключить отсюда, что он считал русский язык особым, не славянским языком? И не только в этом случае, но и в некоторых других у него русь и славяне как будто два различных народа. И именно он как бы противопоставляет русь тем племенам, которые платили ей дань и которых он называет славянскими. Но в этом-то сопоставлении и заключается разгадка. Дело в том, что сама русь, без сомнения, отличала себя от покоренных племен; как господствующий народ, она, вероятно, свысока смотрела на своих славянских данников, что, конечно, не мешало ей самой быть славянским племенем. Необходимо взять при этом в расчет то обстоятельство, что понятие о родстве всех славян между собою и о принадлежности их к одному великому племени есть достояние собственно позднейшего времени, и притом только образованного или книжного класса. Не только тогда, но и теперь миллионы людей живут на свете, не подозревая того, что они славяне. Константин Багрянородный мог лучше знать собственно южных славян; а о северных и восточных он писал более по слуху и потому легко впал в заблуждение, отделяя русь от других русских славян. Если мы не примем всего этого в соображение, то впадем в безвыходные противоречия. Возьмем опять того же Константина. Описывая обычный зимний объезд киевскими князьями покоренных племен (полюдье), он говорит, что князья до этого отправляются из Киева «со всею русью». Можно ли понять эти слова буквально, то есть что киевские князья делают объезд в сопровождении всего русского народа? Куда же в таком случае девались те многие светлые русские князья, сидевшие с их дружинами по другим главным городам, князья, о которых говорят нам договоры Олега и Игоря? Не ясно ли, что тут надобно разуметь собственно княжескую дружину, да и не одних киевских князей, а вообще русских князей; каждый из них объезжал с дружиной свой удел, чтобы собирать дань и творить суд. Понятно, что дружина-то и называла себя русью по преимуществу. Понятны отсюда неточности и в известиях Константина Багрянородного. При всей своей добросовестности он не мог, конечно, избежать их, когда говорил о других народах. Если посмотрим все его известия, то найдем у него многие недоразумения по отношению к тем народам, которых он описывал по слуху, – недоразумения весьма естественные: и в наше время, при настоящих научных средствах, как иногда бывает трудно собрать точные этнографические данные! Не отвлекаясь примерами сомнительных известий о других народах (хазарах, печенегах, уграх и пр.), приведу еще одно место из Константина о руссах. Он говорит, что русские выменивают у печенегов рогатый скот, коней и овец: «Поелику никакое из этих животных не водится в России». Статочное ли дело, чтобы в Киевской Руси не водились свои лошади, быки и овцы! Вероятно, из того большого количества скота, которое русские получали от степных народов, Константин заключил о неимении его в России; могло быть также, что ему случайно сообщил кто-нибудь неточное известие (например, после сильных падежей скота, столь обычных в России).