Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю

Далее г. Ламбин делает самое неожиданное предположение. Тмутараканская Русь оказывается у него ни более ни менее как аланское княжество, о котором Константин Багрянородный упоминает в своем сочинении «Об управлении империей». Описание Константина не допускает и мысли, чтобы речь шла о каких-либо других аланах, кроме кавказских. А по мнению г. Ламбина, «О Кавказской Алании у него здесь не может быть и речи». Эта Алания у него оказывается в восточной части Крыма. Тут встречается маленькое затруднение: у Константина говорится, что князь алан может подстерегать хазар на пути к Саркелу, лежавшему на Дону. Относительно народа, обитавшего на северной стороне Кавказа, такое известие понятно; а относительно обитателей Тавриды оно было бы очень странно. Г. Ламбин из этого затруднения выпутывается весьма просто: он предполагает, что у таврических алан были корабли, на которых они ходили в Азовское море, а следовательно, и в Дон. Для полной вероятности такой догадки остается еще предположить, что хазары жили не на восток от Азовского моря, а на запад. Автор исследования согласен, пожалуй, допустить, что Константин тут «спутался» и что известия его «нуждаются в строгой критической оценке»; но то несомненно, «что у него под названием Алании почему-то сокрыта Русь Черноморская». Конечно, при таких наивно-критических приемах сомнение и невозможно.

В числе доказательств, что Тмутараканское княжество основано отнюдь не Игорем, а Олегом, важную роль играют их характеры.

Игорь оказывается князем слабым, ленивым и невоинственным; Олег же имел совсем противоположные свойства. Мы уже имели случай заметить, что иностранные свидетельства рисуют нам Игоря князем чрезвычайно предприимчивым и деятельным, а что Олега история знает только по имени, ибо о делах его у нас нет никаких известий, кроме летописных легенд. Но что могут значить подобные замечания для таких глубокомысленных исследователей!

Дальнейшие рассуждения г. Ламбина представляют все тот же ряд самых произвольных догадок и удивительных соображений, которые передавать мы не беремся. В конце своей статьи он возвращается к известным греческим отрывкам, найденным Газе и помещенным в его издании Льва Диакона. Относительно их г. Ламбин опять позволяет себе все те же вопиющие толкования. Во-первых, оба отрывка он приписывает одному и тому же автору; на что нет ровно никаких доказательств. Напротив, по содержанию их можно прийти к выводу совершенно противоположному. Во-вторых, он думает, что рукопись, в которой найдены эти отрывки, представляет собственное письмо предполагаемого херсонского начальника, что они суть его «черновые автографы». И эта догадка вполне произвольная. В-третьих, по мнению Газе, письмо отрывков принадлежит X или даже XI в.; а г. Ламбин относит их к IX в., и опять совершенно произвольно, единственно для того, чтобы приурочить их ко времени Олега и открыть его в том князе варваров, о котором говорится во втором отрывке. Нельзя же считать серьезными доказательствами те крайние натяжки, с помощью которых автор усматривает «поразительно тесную связь» между двумя упомянутыми отрывками и двумя из писем патриарха Николая Мистика (помещенных в Т. X). Например, у патриарха в одном месте упоминается об опасном пути и благополучном прибытии в «город херсонитов». Г. Ламбин считает это письмо ответным на первый отрывок, где описываются переправа через реку Днепр и трудный поход в город Маврокастрон. Не говоря уже о различии Маврокастрона от города херсонитов, тут не может быть связи и потому, что сообщение Византии с Корсунью производилось морем, а в отрывке говорится о сухопутном походе. Но к каким догадкам и выводам нельзя прийти с подобными критическими приемами!