Гораздо с большею любовью и с большим тщанием г. Грот отнесся к начальной истории мадьяр. Тут на первом шагу он встретился с известным их притязанием происходить от гуннов Аттилы. Но как оказывается, сами мадьярские ученые, преимущественно Гунфальви, отвергают теперь как гуннское происхождение племени секлеров, так и вообще уже не настаивают на близком родстве мадьяр с гуннами. «Помимо своей научной несостоятельности, сближение мадьяр с гуннами, с целью определения народности первых, не может ни к чему повести уже потому, что происхождение самих гуннов представляет пока неразрешимую загадку – вследствие абсолютного отсутствия каких бы то ни было положительных данных для ее решения, например остатков языка. Мы можем только предполагать,
что гуннская орда была сбродом разных кочевых элементов как монгольского и турецкого, так, вероятно, и финского племен» (С. 158). Этот вывод или, точнее сказать, этот тупик, к которому пришла туранская теория гуннов после полуторасталетнего своего существования, в высшей степени любопытен и поучителен; но в то же время он совершенно естественный. Ни к чему иному и не могла прийти туранская теория, отрицающая, например, положительные указания источников на славянский язык гуннов и отнимающая у болгар их родной язык. Таким образом гунны Валамира и Аттилы, которых источники описывают во многих отношениях великим и замечательным племенем, представлявшим сплошную однородную массу, оказываются на основании предположений и вероятий каким-то сбродом разных туранских элементов, точнее сказать, какими-то бесплотными тенями; хотя эти тени никуда не исчезали и продолжали жить в разных славянских народностях, особенно в болгарах.Объем настоящей статьи не позволяет мне входить в несколько подробное рассмотрение второй половины книги, посвященной собственно мадьярам; хотя и здесь можно сделать много замечаний на критические, исторические и филологические приемы автора. Например, он отрицает связь между именем народа мадьяры
и города Маджар на р. Куме на том основании, что название города не собственное, а значит по-татарски «развалины»; «Маджар был разрушен Тамерланом» (С. 151). Но известно ли автору, что этот город изображается значительным и торговым по нашим летописям в 1319 г., по поводу убиения Михаила Тверского в Орде? Следовательно, его название существовало до Тамерланова разрушения. Он повторяет то же невозможное толкование названия мордва как «люди воды» (С. 165); тогда как здесь ва совсем не финское слово, а русское собирательное окончание, и сама мордва не называла себя в такой именно форме; а так называли ее русские. Далее, весьма гадательным представляются рассуждения г. Грота о характерах турецких и финских народов и их взаимном влиянии (С. 187–189), о хазарах (С. 211), о пути угров по р. Оке и Угре (С. 213), о белых и черных уграх, между которыми никакой разницы не оказывается (С. 236–246), о времени появления угров на Дунае (С. 247) и пр. и пр.