Разыскания о жизни и творчестве А.Ф. Лосева

Прежде всего, следует уточнить место, где книга была напечатана. О загадочном «Троицке» стенограммы мы можем выяснить правду, прочитав так, как это и значится на обложке доступного нам экземпляра: Москва, издание автора, типография Иванова, г. Сергиев ¹⁶ (вариант названия — Сергиев Посад). Теперь об уроках. Как известно, Лосев был осужден и определенный период жизни провел сначала в московских тюрьмах, а затем на сталинской «перековке» Свирьлага и Белбалтлага. Получив освобождение по амнистии при завершении строительства Беломорканала (сыграли свою роль инвалидность и хлопоты Е.П. Пешковой), он взял на вооружение вполне определенное «политическое правило» (просьба не путать с жизненными принципами!), позаимствованное у Гамлета: «Не позволяй клоунам болтать больше того, что написано в пьесе» ¹⁷. Нет, Лосев не забросил философию и не перестал развивать и углублять многие из тех идей, что были сформулированы в «Диалектике мифа» и других ранних книгах, — чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно читать хотя бы его «Историю античной эстетики». Но больше он никогда не позволял себе высказываться с тою последней точностью и обнаженной прямотой, что явлены на страницах фатальной книги 1930 года. Это факт, что с тех пор Лосеву постоянно приходилось укрывать свои самые сокровенные мысли под ширмой интересов классической филологии или истории эстетики, а то и прибегать к эзопову языку, по внешности, случалось, приближенному к «новоязу» диаматчиков.

Эзоп, иносказания, басни… Есть странность, вернее, некая закономерная странность в том, что на прочтении «Диалектики мифа» с линией жизни Лосева пересеклась судьба именно баснописца, и ему тоже был «дан урок». Баснописца звали Сергей Александрович Басов-Верхоянцев (1869–1952), служил он политредактором в Русском отделе Главлита. Ему-то и предписывалось «по штату» первому встать на пути в свет «Диалектики мифа». Он этого не сделал, хотя и не преминул отметить, что автор данного «философского трактата» явственно подозрителен как «чуждый марксизму (идеалист)». Но тот же Басов-Верхоянцев и составил резолюцию, которая, как мы знаем, столь мобилизовала остроумие бдительного В. Киршона:

«Разве только в интересах собирания и сбережения оттенков философской мысли м.б. и можно было бы напечатать эту работу, столь не материалистически и не диалектически построенную».

Баснописца-политредактора поддержало начальство в лице заместителя заведующего отделом: «печатать 500 экз. М. Гришин 7/IX-29 г.» ¹⁸. Именно М. Гришина уволили и об этом «уроке» оповестили «по своему направлению» на упомянутом совещании, а Басова-Верхоянцева допустили к работе спустя полгода — то ли учли почтенный возраст и заслуги старого партийца, то ли посчитали, что немудрящая рифма «оттенки — к стенке» способна воодушевлять и без прочих «оргвыводов».

Многие подобные (ранее абсолютно не доступные) подробности теперь можно извлечь из многотомного следственного «Дела № 100256 по обвинению Лосева Алексея Федоровича и др.», которое хранится в Центральном архиве ФСБ РФ. История изучения и многочисленные материалы этого важнейшего документа изложены в книге А.А. Тахо-Годи «Лосев» и ряде ее публикаций в периодических изданиях ¹⁹; на данные исследования мы и будем опираться ниже при цитировании выдержек из «Дела».