Разыскания о жизни и творчестве А.Ф. Лосева

Однако не следует сводить все дело к простым перекличкам и параллелям. Представители несхожих эпох и философских ориентаций, Лосев и Кантор по важнейшим моментам расходятся в понимании актуальной бесконечности. Для уяснения этих различий воспользуемся формулировками самого Кантора из работы 1886 года «О различных точках зрения на актуально бесконечное». Здесь актуальная бесконечность рассматривается в трех главных, теоретически возможных смыслах: in Deo («во внемировом вечном и всемогущем творящем начале»), in concreto («в конкретном или в сотворенной природе»), in abstracto (в познаваемой форме трансфинитных чисел, или, точнее, в канторовской терминологии, трансфинитных порядковых типов). Выделяя первое in в самостоятельную и далее не рассматриваемую сферу, Кантор считает единственно правильным принимать актуально бесконечное как in concreto, так и in abstracto вкупе. Тут обязательно следует подчеркнуть, что для основателя теории множеств подобная объединительная позиция явилась скорее результатом веры, нежели плодом последовательного анализа либо неизбежным следствием освоенных наблюдений предшественников. Да и сам математик положил большую часть отпущенных ему сил именно на развитие взгляда in abstracto — с чем он и причислен к лику «математических святых». Иной путь лежит за плечами Лосева. Разумеется, для него ясно, что «та идея порядка, которая фигурирует в теории множеств, относится только к количествам и только к числам», что в ней «нет никакой качественности» и, следовательно, она воистину без- и внежизненна. Но для него теория множеств одновременно и ценна как область дерзостного знания, где «остро осознано, например, единство целого и частей целого, как единство противоположностей, равно как и противоположность элемента целого и части целого» ⁸. Ценна как та область, где идея бесконечности выражена со всей откровенностью и… беспомощностью, да, беспомощностью, если иметь в виду парадоксы теории множеств, столь потрясшие самого Кантора. Иными словами, для Лосева присутствие диалектического начала в понимании in abstracto только подтверждает (в очищенной, максимально явленной форме числовых отношений) то главное, без чего актуальная бесконечность in concreto предстает устрашающей или, на иной вкус, нелепой, — без живой подвижности отношений целого и частей ⁹. Если угодно, лосевское in concreto обязательно есть еще in vivo.

Итак, Лосев категорически против привычки остерегаться бесконечности как чего-то недоступного и ускользающего, против традиции понимать ее «слишком торжественно и как то, что не имеет отношения к нашей повседневной действительности» ¹⁰. Для него бесконечность прежде всего актуальна, следовательно, диалектична, следовательно, органична и жизненна. Это трудный урок! Труден уже сам по себе шаг признания актуальности бесконечного ¹¹, трудно идти и дальше согласно логике вещей, а не под диктатом предубеждений и догм. Живое и бесконечное… Обращаясь к той же «Языковой структуре», точнее, к заключительной части лосевского анализа «дофонетического и сверхфонетического осмысления слепого звука в целях коммуникации», мы можем с удовольствием наблюдать на примере малого префикса «про» самую доподлинную языковую бесконечность — и какую — «как структурно функционирующую картину бурлящей человеческой жизни». Читаем там же далее:

«И это очень хорошо, что какой-нибудь малозначащий префикс вдруг зажил и загулял у нас как самое настоящее живое существо. И это не метафора, а так оно и есть. То живое существо, о котором мы сейчас говорим в связи с разумно жизненными функциями языковой сигнификации, — вот в данном случае та языковая структура, без которой действительно невозможно никакое семантическое исследование. Установление подобного рода структур — дело, конечно, не легкое. Но к нему надо привыкать» ¹².

В заключение вернемся к тому, с чего мы начали, — к лосевским формулам. Обостренное внимание к термину, органическое чувство глубины слова и понимание «бесконечной смысловой заряженности каждого языкового элемента» — вот что, видимо, прежде всего отличает Лосева как философа (и одновременно ценителя) языка, вот что определяет его педагогический темперамент великого «формулировщика» и что должно прежде всего увлекать нас, постоянных его, языка, пользователей ¹³. Говоря об актуальности и жизненной диалектике бесконечного в понимании Лосева, нельзя не заметить эстетическую значимость категории бесконечности вообще и в частности лосевского видения «живой» бесконечности еще и как бесконечности «прекрасной». Однако здесь мы вступаем в преддверие той грандиозной и сложной темы, развитие которой следует искать на страницах «Истории античной эстетики». Нам же да будет дозволено завершить данные заметки малым фрагментом из этой эпопеи гуманитарного знания — в той ее части, где Лосев касается одной из структурных сторон учения неоплатоника Прокла и, как представляется, выражает и собственные симпатии: