«И она, как и Юрий, считает, что ее признание — это конец, последний жизненный рубеж... — Жудягин невесело усмехнулся. — Призналась, и значит — сразу в суд, в тюрьму... А дорогой Володечка ее ждет и носит передачи. Разумеется, она-то и была причиной гибели Михальникова, из-за нее весь сыр-бор... Кстати, ничего невероятного нет и в версии, что убийца — Айна. Михальников мог драться с кем угодно, а уже потом она его столкнула. Если, конечно, они не сбросили его вдвоем с муженьком. Он помчался следы заметать, а она... Она, значит, зарывать труп в песок. Фу, глупости! Нет, версия «вдвоем» не лезет ни в какие ворота. Слишком несогласованно действовали, они бы договорились».
Жудягин, задумавшись, не заметил, как Сапар принес располосованную дыню, приготовленную по-туркменски: мякоть была подрезана вдоль всей корки и рассечена на квадратики. Удобно: бери вилкой или пальцами сладкий кусочек — и целиком в рот.
— Ай, вкусная гуляби, да, Сапар? — с полным ртом пробурчал Огурчинский.
Однако Сапаркулиев и бровью не повел: прижав темные кулаки к щекам, он скорбно смотрел на Владимира Шамару огромными глазищами, опушенными мохнатыми ресницами. Антон замечал, как неприятен тому столь откровенный взгляд: даже желваки проступили у Шамары от злого напряжения.
«Неужели этот человек, так много суетившийся, лгавший, с таким усердием стряпавший себе алиби, невиновен? — опять спросил себя Жудягин. — Неужели только лишь паническая боязнь быть заподозренным толкала его на это? Но если не он, значит Айна или Юрий, а в их вину не хочется верить... Нет, Володечка, хоть ты всех запутал, все сходится на тебе... Но не уговариваю ли я себя, что это так, а не иначе?»
Антон поднялся из-за стола.
— Огурчинский и Дурдыева, — сказал он вполголоса. — Пройдемте со мной.
«Пройдемте... Эх ты, матушка милиция!» — мысленно обругал себя Жудягин.
21
...Еще три часа тащился инспектор Чарыев меж барханов и по редким такырам. За это время он сделал несколько остановок, чтоб остывал мотор, и выпил по крайней мере треть воды из двадцатилитровой канистры — воды, ставшей отвратительной от металлического привкуса и почти горячей. И когда из-за барханов вдруг вынырнул шест с полосатым конусом, Текебай даже головой на руль упал — такое испытал облегчение. Он понял, что перед ним — аэродром Арвазы. Сам поселок, где ему приходилось бывать неоднократно, лежал всего в двух километрах. Наверняка кто-нибудь из жителей заметил человека, появившегося из песков на мотоцикле с коляской. Так что скоро все прояснится. В том, что «брат» или кто там еще непременно заедет в Арвазу, Теке нимало не сомневался. Слишком тяжел путь через пустыню, чтобы человек мог отказать себе хотя бы в кратковременном отдыхе, в тарелке шурпы и пиале свежего чая. «А если он убийца? Разве станет он показываться людям на глаза? — возразил себе инспектор. — Ну а если в Арвазе у него живет родственник или приятель? Тогда он спрячет мотоцикл и придет к нему пешком, не вызывая подозрений».
Похоже, так и было: мотоцикл миновал аэродром стороной и, не свернув в поселок, проследовал по дуге в объезд Арвазы. «Слава аллаху, что не в пески», — подумал Текебай и решил не быть опрометчивым и не удаляться от Арвазы. Там надо будет заправить бак бензином и сменить в канистре воду. Покамест он продолжал ехать по следу. Вскоре, километра через полтора, он привел его к полуразрушенной глинобитной стенке. За ней виднелись крыша маленького строеньица и шест, на котором обвисли разноцветные лоскутки. Текебай понял, что набрел на «святое место» — могилу какого-нибудь старца, почитавшегося некогда в здешних краях. Обогнув стену, инспектор обнаружил в ней низкий проем, через него можно было попасть во двор. Оставив мотоцикл на теневой стороне, Чарыев подошел к входу и наклонился. Следы чьей-то обуви четко отпечатались на рыжей пыли. Некто не очень давно входил и выходил из двора. Выйдя, этот человек обогнул стену. То же сделал и Текебай. Сразу же за углом он увидел знакомую двойную колею, продавленную в песке: левая — глубокая, правая — помельче. Не оставалось сомнений, что это тот самый мотоциклист, за которым инспектор гоняется с утра. Колея уходила в сторону, противоположную Арвазе, в глубь пустыни.