Разжигательница (ЛП)

— Алессандро! — перебивает его судья Мендес. Его внешнее спокойствие дало трещину. И я понимаю, что, может быть, настоящая причина того, что он так счастлив меня видеть, заключается в возможности угодить королю. — Не припоминаю, чтобы вызывал тебя.

Молодой судья отшагивает назад, бормоча извинения. Пресмыкается всё сильнее и сильнее. То, как он унижается, вызывает мурашки по моей коже. Но разве я делаю не то же самое? Пытаюсь вернуть расположение человека, который разрушил мою жизнь?

— Мои глубочайшие извинения, — тараторит Алессандро со скоростью света. Мендес выглядит удивлённым, что парень всё ещё что-то говорит, даже после того, как он поднял руку, как король, призывающий своего подданного замолчать. — Я в вашем полном распоряжении. В своё оправдание должен сказать, что я крайне обрадован тем, что наша миссия продвигается дальше. Я только и думаю…

— …о благе королевства, — перебиваю его.

— Как смеет оно говорить за меня?! — Алессандро чуть ли не отскакивает от места, где сижу я.

Мендес переводит взгляд на меня, лицо озаряет довольная улыбка.

Я хочу ответить: «Оно смеет даже больше. Оно может вырвать все воспоминания из твоей головы, оставив только дрожащую оболочку». Но девочка, которой я должна быть, так бы не сказала. Я проглатываю этот ответ и жду, когда заговорит судья Мендес.

— Её зовут Рената Конвида, — представляет он меня.

— Та, которую похитили шепчущие? — Алессандро кривит лицо, втягивая шею. Его глаза мечутся между Мендесом и мной, как будто только сейчас до него доходит, что ему не стоило говорить так свободно. Если между королем и Правосудием разлад, возможно, я смогу обернуть это себе на пользу.

— Она вернулась к нам, Алессандро, — сообщает Мендес, возвращая себе каменное спокойствие, — и я бы хотел поговорить с ней наедине.

— Ваша честь… Вам не стоит оставаться наедине с подобным существом.

Я глубоко вдыхаю, чтобы подавить злость, пульсирующую во мне.

— Как видишь, — отмечает судья, — она не в том состоянии, чтобы навредить мне.

— Я бы не посмела.

Этот взгляд свысока прямо-таки кричит о том, что Алессандро мне не верит. Он приглаживает свои волосы, и я замечаю обручальное кольцо на его руке — простое деревянное колечко. Никто из Руки Справедливости не носит металлы, ассоциируемые с мориа.

Он кланяется ещё раз.

— Я вернусь с новостями.

— Закрой за собой дверь, — говорит ему Мендес.

— Молодым судьям теперь разрешают жениться? — спрашиваю, как только Алессандро уходит.

Судья Мендес вновь садится, возвращаясь к своим инструментам на столе. Он берёт повязку.

— Король, в своей бесконечной мудрости, постановил, что будущее поколение леонессцев должно быть верным короне. И где же больше всего верных людей, поклявшихся защищать королевство от врагов?

А кто защитит короля от меня?

Разворачивая полосу ткани, Мендес наматывает её на мою ладонь и запястье. Когда он вновь раскрывает мои пальцы из кулака, возникает смутное ощущение, что из меня получается хорошая марионетка. Голос Марго так и звучит в голове: «Послушание не то же самое, что ум». Пока я здесь, у меня должно быть и то, и другое.

— Вот так, — произносит судья. — Уже гораздо лучше.

Он снимает свои запачканные кровью перчатки и заворачивает их в кусок ткани, которым займётся слуга, убирающийся в кабинете. Мендес достаёт из ящика стола конфету и протягивает мне: стеллита. Он часто давал мне их раньше.

Я нервно вдыхаю, сжимая конфету в ладони. Уголки моих губ дёргаются от желания улыбнуться. Решаю, что это будет уместно.

— Я не ела их уже…

— …восемь лет.

— Спасибо, — говорю я и беру конфету в рот. Она жевательная, прилипает к зубам. Челюсть болит, потому что я давно уже ничего не ела. Сахар быстро тает на языке. Но внезапно я понимаю свою опрометчивость и сразу напрягаюсь. Что, если она была отравлена? Я продолжаю жевать, чтобы дать себе время подумать. Я нужна ему, чтобы представить робари королю, который был недоволен судьёй Мендесом. Он бы не стал. Думаю, я всё правильно сделала. Так я показала ему своё доверие, кинувшись есть у него с рук и радуясь, как сокровищу, казалось бы, такой мелочи, полученной от него. Но всё же мне следует быть осторожнее.

Мендес ждёт, когда я проглочу конфету, перед тем как заглянуть в другой ящик и достать тёмный свёрток. Когда он берётся за металлическую манжету, я понимаю, что это перчатка.

Прошло уже много лет с тех пор, как я носила вещи, изготовленные им самим, но я, не задумываясь, протягиваю ему здоровую руку. Как будто мои мышцы помнят каждую его команду, и это ощущается так, словно собственное тело меня предаёт. Перчатки, конфета, история о том, как я сломала руку. Мы возвращаемся к прошлому — в то время, когда он мне доверял. Мне нужно его доверие, чтобы проникнуть во дворец.

Он надевает перчатку на мою руку. Кожа мягкая, удобная, не давит и не натирает мои шрамы от ожогов. Он застёгивает железный браслет. Симпатичные оковы.

— Пока так, а когда заживёт другая рука, ты сможешь носить обе, — он звонит в колокольчик, и через мгновение в кабинет вбегает мальчик, одетый в солнечно-жёлтую форму пажа судьи.