Разжигательница

Мы проходим врата в город молча. Эстебан и Саида держатся вдали от нас, чтобы не привлекать внимание к нашей группе, но мы остаёмся в поле зрения друг друга.

Столица создаёт ощущение, будто ты плывёшь по морю. Всюду крики, волнения. Громкие голоса подзывают прохожих: один называет специальную цену на ярко-зелёные томатильо, другой предлагает попробовать солёные, вонючие сыры, третий рассказывает, как вино в его бочках было доставлено из южных провинций королевства. В то же время состоятельные дамы прогуливаются в сапогах на высоких каблуках, хлопоча о том, чтобы не запачкать свои прекрасные шёлковые платья грязью с улиц, заполнившей каждый тёмный уголок, каждую расщелину между булыжниками.

В какой-то момент ребёнок ростом мне по колено проползает мимо меня, я смотрю вниз и замечаю руку, залезшую в мой карман.

— Эй! — кричу я, но прежде чем успеваю что-либо сделать, девчонка убегает прочь, растворяясь в толпе.

— Учится, видимо, — шепчет Эстебан, подходя ко мне. — Ясно же по нашему виду, что у нас ничего нет.

— Учится? — переспрашиваю я.

Эстебан суёт руки в карманы, посылая приветливую улыбку, как будто мы двое друзей, встретившиеся на рынке.

— Если ты ещё маленький и неопытный ребёнок, то ты сначала попытаешь удачу с теми, кто выглядит так же бедно, как и ты. Потому что, даже если тебя заметят, можешь быть уверена: им будет нечем заплатить страже цитадели за помощь в поимке вора.

Я смотрю на него удивлённо.

— Откуда ты это знаешь?

— Я был лучшим карманником в Кресценти, — говорит он, улыбаясь белыми зубами на фоне смуглой кожи. Не помню, когда в последний раз он улыбался мне так часто. — Местные привыкли отводить взгляд от нищих и даже не замечали, когда их самих обворовывали подчистую.

— Не знала, что ты вырос на улице.

— Мы вообще много чего не знаем друг о друге, — Эстебан берёт с прилавка спелый персик и кидает монетку торговцу. Сладкий аромат фрукта смешивается с запахами жареной свинины, готовой для послеобеденной толпы, чёрных кофейных бобов, обжаренных в большом металлическом контейнере, и канализационной воды, бегущей вдоль улиц.

— Как мы пройдём дворцовые ворота? — спрашивает Марго, незаметно подошедшая ко мне. Она достаёт свой платок, чтобы вытереть пот с лица.

Саида и Эстебан подходят к торговцу кофе. Она держит его за локоть, чтобы выглядеть как парочка, и покупает две кружки. Я не упускаю из внимания то, как хмурится Эстебан, опустошая свой кошель с деньгами.

Я беру Марго за руку и направляюсь к собору. Здесь так много людей, пришедших на религиозные обряды Святого Дня, что не пробиться. Листовки разлетаются на ветру и засоряют дороги, в них пишут всё: от новостей о свадьбах до приказов Правосудия.

— Есть проход, ведущий из собора в подземелья.

Позади меня Саида рассматривает своё отражение в ручном зеркальце с прилавка, поворачивая его в разные стороны, пока Эстебан держит две кружки дымящегося кофе. Простому обывателю она покажется избалованной деревенской девчонкой, хотя даже пыльная одежда не скрывает её красоты. Однако её чёрные глаза смотрят не на своё отражение, а на улочку позади. Опуская зеркальце, она наклоняется к бородатому торговцу.

— А куда все идут? — сладким голоском спрашивает Саида, хлопая чёрными ресницами.

— К эшафоту, — отвечает торговец, косясь на Саиду, которая тут же напрягается. Мы с Марго обмениваемся встревоженными взглядами. — Такой милашке, как ты, не стоит смотреть на это. Можешь подождать здесь, пока толпа не рассосётся.

Он хлопает по своему колену и похотливо ухмыляется.

Саида кладёт зеркальце обратно на прилавок так резко, что разбивает его, и быстро уходит, пока торговец не успел среагировать. Я хватаю её за руку, и мы смешиваемся с толпой людей, наводнившей рынок. Пока торговец пытается в этом хаосе разыскать стражника, мы исчезаем.

— Эшафот, — бормочу я, внезапно останавливаясь. Прижимаю руки к животу, чтобы они не тряслись так сильно. Где-то рядом в куче мусора копошатся крысы, и в воздухе распространяется запах мочи.

— Но ведь… — начинает Марго, но не заканчивает то, о чём мы все подумали. Казнь была назначена на завтра, не сегодня.

Саида мрачнеет, её взгляд падает на шелестящий пергамент под ногами. Она поднимает листовку, нижняя часть которой промокла в грязной воде.

Я вырываю пергамент из её рук, весь в пятнах и грязи. На нём грубый набросок мужчины с демоническими глазами и длинными клыками, подписанный сверху: «Князь Дорадо казнит морийскую тварь».

Бегло просматривая рисунок, я понимаю, что люди собираются на казнь, и они кричат имя. Все слова смешались, отказываясь складываться в предложения, потому что толпа скандирует раз за разом: Дез де Мартин.

«Андрес де Мартин», — мысленно произношу его настоящее имя.

Я сминаю листовку в руке — всё равно уже все увидели. Мои блоки вот-вот треснут — каждое воспоминание, как нож, пробивает себе путь наружу. «Доверься мне».

— В Святой День не бывает казней, — отказывается верить Марго. — У нас должен был быть ещё день!

— Они знали, что мы ни за что не сдадимся. Даже ради Деза, — рассуждает Саида.