Так по этому уголовному делу с нашей помощью не только были реабилитированы супруги Альтбаумы, но и соединились все трое их детей. Об этом случае я написал в израильскую газету «Штерн» и рекомендовал всем жителям государства Израиль обращаться в УКГБ по месту ареста их родственников. Тогда сотрудники КГБ сообщат не только информацию о репрессированных, но и адреса разбросанных террором родственников. Подобных писем-запросов в конце 80-х годов в Управление КГБ Свердловской области по вопросам репрессий стало приходить не по несколько десятков в год, как раньше, а многие-многие тысячи. Вместо одной небольшой комнаты приемной в здании УКГБ было организовано штук десять, точнее уже не помню. Люди сидели в очереди на подачу заявлений.
В нашей морально очень тяжелой работе иногда случались курьезы. В этой части здания УКГБ напротив комнат заявителей в то время располагался и кабинет массажа. Сотрудникам с проблемами здоровья, а многие прошли Афганистан, разрешили поправлять его в рабочее время, не тратя много времени на ходьбу в санчасть, которая располагалась в городке чекистов. В Афганистане я неудачно спрыгнул с бронетранспортера, зацепившись каблуком за выступ брони и ударившись о камни, порвал на правой ноге мениск. Работы было выше крыши, лечиться тогда было некогда, и я долго хромал, пока мениск не зарос. Когда лежал в очередной раз в санчасти, мениск порвался снова, и меня увезли в окружной военный госпиталь, где сделали операцию. После госпиталя нога стала сохнуть, до конца не сгибалась и не разгибалась. Была опасность, что нога высохнет совсем, поэтому меня направили к массажисту Лесникову. Тот пообещал, что ногу спасет, но надо к нему походить не на 10 обязательных сеансов, а хотя бы месяца полтора-два и потерпеть боль. Это был грузный, за сто килограммов, мужчина с плохим зрением. Во время массажа, а он иногда залезал на меня целиком, от боли у меня текли слезы и хотелось громко выть…
Как-то раз, в связи с этим кабинетом массажа, я стал свидетелем следующего случая. Принимал заявление у пожилой сухонькой старушки в одной из комнат приемной. Вдруг из-за двери в коридоре со стороны кабинета массажиста раздался протяжный женский стон, потом еще и еще раз. Моя заявительница стала лихорадочно складывать свои вещи в сумочку. Желая ее успокоить, я сказал, что там делают массаж и никакой опасности он нам не представляет. Судя по ее тревожному взгляду, она мне не поверила. Вдруг из-за двери раздался дикий вопль: «Что вы делаете, что вы делаете, больно же… Ой больно!!!». Моя заявительница, забыв свою авторучку и платочек, метнулась бегом на выход. Открыв дверь, я увидел, что и из других кабинетов выбегают граждане-заявители и, оглядываясь, со страхом выбегают на улицу. После этого случая кабинет массажа убрали вовнутрь здания.
Убедившись через некоторое время, что заявители задают одни и те же вопросы, я подготовил статью «Реабилитация – трудная дорога к справедливости. УКГБ комментирует, информирует и отвечает на вопросы»[3]. Тогда у нас в Управлении не было своей пресс-группы, и Кондратьев лично рассматривал все мои материалы, подготовленные для печати. Читал он материалы внимательно, практически не вносил никаких серьезных изменений.
«Прошу Вас выслать мне копию справки о моем пребывании и освобождении после отбытия срока в восемь лет в ИТЛ (исправительно-трудовом лагере –
«…В газете «Уральский рабочий» я встретила фамилию Гиршфельд. С газетой я пошла к своей матери и прочитала ей. Вы не можете себе представить, что произошло! Гиршфельд Николай Иванович, 1915 года рождения, до ареста работал десятником лесозаготовок Марсятского леспромхоза Надеждинского района – это брат моей любимой мамочки, до сих пор о котором мы ничего не знаем. И поэтому я пишу Вам письмо и обращаюсь с просьбой – сообщите нам все, что о нем известно. Может, он жив и не знает, что у него есть родственники. Умоляю Вас, разыщите нам его, ни в чем не повинного человека, помогите нам! Мы должны знать о нем, жив он или мертв. Может известно Вам место, где он проживает. Мы с нетерпением будем ждать ответа…»