И горестно вздохнул. Зорин от удивления вылупился на него. Старик заметил этот взгляд и усмехнулся.
– Что, удивляетесь, что я не такой, как эти? – он кивнул в сторону бесцельно бродящих вокруг людей. – Ничего удивительного. Родились, как скот, выросли, как скот. Ничего, кроме этого амбара, и не знают. А я здесь вроде смотрителя. Я ведь родился еще до Апокалипсиса, как вы сами, наверное, поняли. Жил здесь с самого рождения. После Конца помогал хозяйство восстанавливать, одним из старейшин деревни был. А потом Силантьевы этой непотребщиной заниматься начали.
Видно было, что старик получал удовольствие от общения с кем-то, близким по интеллекту. Заполучив благодарного слушателя, который, судя по всему, еще не знал рассказываемой истории, дед прислонился спиной к стене и продолжил, глядя в пространство:
– Мы ж сначала всерьез их не восприняли, думали, люди с голодухи дуркуют. А потом, как народ пропадать начал, спохватились, да поздно. Ванька всю свою родню по общине собрал, да еще несколько домов к ним присоединилось. Попытались против них выступить, так они сразу особо ретивых вилами положили, а остальных связали и заставили смотреть, как они тех жрали. Многие тогда с ума посходили. А потом заперли нас в сарай, на развод, так сказать. Это Ванька тогда придумал людей, как скотину, разводить. «Продовольственная реформа», – все говорил. Ну, его, как самого башковитого, председателем и назначили.
Старик на некоторое время замолчал, снова переживая события прошлых лет.
– Поначалу, конечно, бунтовать пытались. Наиболее активные что-то вроде подполья образовали, планы строили. Только в сарае-то, думаете, что-нибудь утаишь? Вычислили их, родненьких, да и съели в ближайший праздник. Не помню, вроде на Первомай? Помню, что весна была. А что ты смотришь? Они хоть и нехристи, а праздники-то помнят и чтят. Так о чем это я? А, так вот, съели подпольщиков, как повелось, на глазах у остальных. А те, как посмотрели на все это, последние силы потеряли. Смирились, отчаялись. За неделю в скотов превратились, страшно вспомнить. Вроде только недавно были люди как люди, а теперь сидят, глаза пустые, и жрут, и жрут. А между жрачками сношаются. Ну, чистые животные. Потом и дети пошли. Сюда-то молодняк и отсаживают, как от титьки оторвутся, а старики в другом сарае сидят. Поэтому здесь все такие дикие, знают только несколько слов: «жрать» да «хозяин». Больше-то и не надо.
За стеной сарая послышался еле заметный шум, словно кто-то скребся снаружи. Дима насторожился, прислушиваясь. Спустя некоторое время шум повторился. Зорин осторожно, чтобы старик не заметил, повернул голову. В щель между досками он заметил мелькнувший маленький силуэт, тщедушный и голый. Потом в просвете появилось уродливое безносое лицо. «Голлум?» – с удивлением узнал Дмитрий. Что он тут делает? Зорин быстро взглянул на своего собеседника – не заметил ли тот что-нибудь. Однако старик сидел по – прежнему, закрыв глаза и ничего не замечая, полностью погрузившись в собственные воспоминания. Что-то в том, как он рассказывал свою историю, не нравилось Диме. Дед словно ностальгировал по тем событиям, и воспоминания приносили ему удовольствие. И в том, что старик сдаст его при малейшей попытке к бегству, у Дмитрия не было никаких сомнений. Чтоб поддержать старика в мечтательном состоянии, он спросил:
– А я вижу, вас все это устраивает?
Видимо, Зорин все же чем-то выдал себя, так как старик тут же открыл глаза и подозрительно уставился на него, не понимая причины столь резкой активности подавленного доселе пленника. «Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу», – вспомнился Диме старый анекдот.
– А чего ж не устраивает? – Дед некоторое время смотрел на пленника, затем снова расслабился. – Устраивает, конечно. Меня только потому и не съели, что на сотрудничество пошел.
Шум за стеной переместился прямо за спину Дмитрию и затих. Осторожно, оттолкнувшись ногами от пола, Зорин придвинул коляску вплотную к стене и откинулся, сделав вид, что просто затекла шея. В тот же момент он почувствовал, как в щель между досками просунулось острое лезвие ножа.
– По-моему, я начинаю догадываться, кто тогда сдал подполье, – сказал Дмитрий и начал осторожно водить связанными руками по лезвию ножа, пытаясь разрезать путы.
– Да, это был я, – горестно, словно раскаиваясь, сознался его собеседник. – Надо же было заслужить доверие. Жить-то знаешь как хотелось?
Веревки с легким шорохом упали на пол, и Зорин сжал зубы от нахлынувшей боли, которая многочисленными иголками впилась в кисти рук. Он потихонечку начал шевелить пальцами, чтобы кровь быстрее растеклась по жилам. «Только держи нож!» – мысленно умолял пленник маленького мутанта, не имея возможности сказать это вслух. Подвижность и чувствительность постепенно возвращались к рукам.
– А человека тоже пробовали? – поинтересовался Дима, аккуратно взяв нож за лезвие. Хватка с другой стороны ослабла. Зорин, не меняя положения рук, тихонько втянул нож сквозь щель и перехватил его за рукоять.