Реалити для героя

Денис тем временем снимает его крупным планом. У Клёнова интересное лицо – оно словно состоит из двух разных половин. Верхняя – почти неподвижная, глаза не выражают ничего, ну совершенно никаких чувств. Зато нижняя – сама экспрессия. Он улыбается, смеется, хохочет – но только одними губами. В его тонких губах чувства просто бурлят. Неудивительно, что к нему так тянутся люди искусства. Тина Тёрнер, например.

– Ну что, говорит, жахнем? – вспоминает экс-юбиляр.

Сам он к тому моменту только вернулся из госпиталя после очередного покушения.

– Я хотел показать своим врагам, как надо жить, – вспоминает он.

Я стараюсь голосом проявить самый живой интерес:

– Ну и как? Удалось?

– Да, – с удовлетворением отвечает герой. – Их стало еще больше.

Теперь в его голосе слышатся нотки досады.

Я же непроизвольно начинаю прикидывать, во сколько обошелся банкет.

Клёнова цифры не волнуют. Его волнует солдатский долг, служба Родине и спортивные мероприятия. Время от времени в его бурном потоке встречаются и вполне человеческие пассажи:

– Когда я вернулся с Северного Кавказа, передо мной стояла задача выжить. Для этого надо было зарабатывать деньги. Я открыл частный бизнес. Когда деньги появились, встал вопрос, как их защитить. Тогда мы создали свою ассоциацию. У моих товарищей главная задача  – помогать таким же, как мы, ветеранам и семьям погибших. Для этого я пошел в политику.

Синхрон мы пишем минут сорок. Из этого надо будет вырезать максимум четыре минуты, а еще лучше – две.  Что-нибудь про долг, службу и спортивные мероприятия.

– Знаете, – не выдерживаю я. – У меня уже спина затекла.

– Ну тогда к памятнику! – громовым голосом командует майор.

Во дворике шофер Дамир уже заводит золотистый внедорожник. Чувствуется, что наш герой неравнодушен к предметам роскоши.

– Это ограниченный выпуск, – авторитетно поясняет он. – Называется «Акура».

Я тоже неравнодушна к золоту и – о чудо! – меня пускают на  просторное заднее сидение.

Едем минут семь, подъезжаем к скверу. Справа – белая стела, цементная, четырехугольная, отштукатуренная. Как будто длинный кусок картона согнули два раза и соединили края. У подножия – Вечный огонь. На гранях – слова Расула Гамзатова «Мне кажется порою, что солдаты, с кровавых не пришедшие полей…»

Памятник называется «Журавли». Сверху на одной из граней – фигурные прорези в виде летящих птиц с длинными клювами. Если выбрать ракурс, то можно сквозь одну из них увидеть крест на храме, что по другую сторону улицы.

Клёнову дают букет красных гвоздик. Такие же цветы у обоих помощников.

Пока Денис устанавливает штатив, а Георгий достает вторую камеру, я прикидываю, что бы тут еще запечатлеть.

– А снимите, как девочка с мальчиком целуются, – предлагаю оператору, но он только отмахивается: не мешай!

Я тут, и в самом деле, лишняя. Двое мужчин с важным видом снимают, как трое мужчин с не менее серьезным видом прохаживаются возле белой стелы туда-сюда. Помощники ассистируют Клёнову – когда остановитсья, куда класть букет. Девочка с мальчиком не захотели афишировать свои чувства. Ну что ж – все должно быть естественно. Теперь  зрителям станет абсолютно ясно, что наш герой незрячий.

– Давайте еще дубль, – не то просит, не то приказывает Денис.

Все повторяется снова. Лежа на постаменте, Георгий снимает крупным планом скорбно-торжественные лица наших хозяев. Я смотрю на часы. Ну просто замечательно – есть еще полторы минуты. Теперь надо снова записывать синхрон.

Денис опять накидывает на Клёнова «петлю» и подзывает меня.

Я выныриваю из-за кустов, как чертик из табакерки, и пристраиваюсь одесную от оператора. Петля мне не полагается (слава Богу!).

– Что вы можете сказать об истории создания этого памятника?

Да, с фантазией у меня сегодня негусто. Если бы глаза Клёнова умели выражать чувства, они, наверняка, спросили бы: "И это называется документальное кино? И это называется московские корреспонденты?!"

Но у Клёнова совершенно неподвижные зрачки. Они смотрят туда, в прошлое, где чьи-то ФИО на граните были здоровыми и сильными ребятами, пацанами, мужиками. С ними он служил в Чечне. Сейчас их души высоко в небе.

– Я живу за тех, кто погиб, – просто и совсем без пафоса отвечает уцелевший солдат.

Я снова слушаю про воинский долг и боевое братство. Но теперь в рассказе Клёнова появляется и новая тема – разборки между ветеранами двух войн по поводу зон влияния в городе и по поводу  памятников в центральном сквере. Старшие товарищи-«афганцы» были против этого монумента, потому что у них уже есть свой. Но лидер "чеченцев"  настоял, и журавли взмыли в небо.

Ловлю себя на мысли, что взрослым мужикам больше делать нечего, как делить памятники.

Синхрон закончен. Оператор снимает петлю. Клёнов с Георгием затягиваются, я иду гулять по скверу.