Реалити-шоу для Дурака

Кия тут же села к нему на краешек кровати и взяла сына за руку: "Мне не нравится, что творит Сехемра, не затевает ли он переворота…

"Все хорошо, мама, — улыбнулся сын, — к Сету его, давай скормим крокодилам за измену".

"Как так можно? Он верховный жрец храма Амона… — ласково сказала мать, но сына это ни капли не задело. Кия с укоризной покачала головой, мол, где твоё воспитание, но Тутанхамон даже не смотрел на нее.

Только одна женщина на свете, любящая мама, могла понять, что ничего не хорошо, что мальчика ее что-то очень сильно волнует. Кия взяла в руки рамки с картинками, что лежали на столике. С них на митаннийскую принцессу смотрел сын, такой, какой он есть, веселый, задорный, с лучезарной улыбкой на лице, такой, каким она его больше всего и любила. А сейчас рядом с ней, закутавшись в покрывало, лежал обиженный бука, которому никто и ничего не нужно. А еще на одной из картинок, рядом с Тутанхамоном была не менее счастливая девушка с золотистыми волосами. Тут и думать не надо, все ясно без слов.

"Красивая, — тихо сказала мать, проведя пальцем по изображению Маши, — Тутен, она тебе нравится? Ответа не последовало. Тутанхамон лежал, уткнувшись носом в маленькую подушку, и ничего не говорил. Мать погладила сына по затылку. Не хочешь отвечать — не надо, сама вижу, что ты влюбился.

"Когда она узнала, что я фараон, — буркнул он, — она перестала со мной разговаривать. Отворачивается, обманщиком называет, а я лишь хотел, чтобы она любила меня, а не мое золото. Понимаешь, мама?

Тутанхамон резко сел на кровати, схватив мать за руки: "Я молод и красив, богат, известен, в меня не влюбляются только бессердечные. Стоит мне выйти на улицу, так охрана моя не от убийц защищает, а от этих сумасшедших девочек, которые стремятся вылезти в первый ряд и затоптать почтенных номархов. Я и в паланкине шторы не открываю, а то девушки собьют с ног моих рабов, чтоб только поглазеть на очаровательного молодого правителя и напроситься в наложницы. Но стоит мне пройти по Уасету в костюме простолюдина, так ни одна из этих влюбленных на меня внимания не обращает. Мама, я так несчастен".

В его глазах было столько трагизма и отчаяния, безнадежности и усталости от всего-всего-всего. Тутанхамон уже не желал прекращать: "Мама, Маш-шу полюбила не мое золото, не мой титул, она полюбила меня таким, какой я есть. Когда мы первый раз повстречались, она приняла меня просто за случайного прохожего, который гуляет по ночному городу. Она и не подозревала, кем я рожден. Иногда, правда, я ловил ее пристальный взгляд, когда она рассматривала мой профиль. Но она любила человека, а не его имущество. Понимаешь, мама? И я не стал говорить ей, кто я на самом деле, потому что ей было не так важно. А теперь она думает, что я обманул ее, сестру уважаемого посла государства Раша! [40]

Он от досады сжал кулаки. Так хотелось плакать, но фараон сдержался и удостоил добрую понимающую маму несчастным взглядом. Она всегда умела выслушать. Кия обняла его за плечи и, прижав сына к груди, погладив его по голове, сказала: "Тутен, если она тебя любит, то она обязательно вернется".

"И я сразу же на ней женюсь", - пообещал Тутанхамон.

"Обязательно", - шепнула Кия.

После она ушла, пожелав сыну спокойной ночи. Кто знал, что утром фараона похитят?

Солнце роняло на землю последние лучи, когда две странницы подошли к храму Богини Таурет: на них были широкие белые балахоны, через плечо у каждой свисало по мешку с вещами. Одежды девушек и их прически выглядели настолько похожими, что иначе, как сестрами, назвать их было невозможно. Та, что повыше, наверное, старшая, с волосами до плеч и платком, повязанным вокруг головы словно бандана, стояла и смотрела в небо и на верхушки лотосообразных колонн. Младшая же, или просто та, что пониже, вскинув руки к небу, упала на колени. В отличие от старшей сестры, она предпочитала носить лохматую челку, немного не сочетавшуюся с остальными ровно подстриженными заплетенными в полсотни косичек длинными волосами. Такие прически не только кеметские девушки не носили, но и о них помыслить не могли. Челка лезла в глаза, так что странница поддерживала ее интересным ободком с розовой прозрачной пластиной спереди. Вообще, это был далеко не ободок, а банальные розовые очки от солнца, исторический парадокс.

— О, Исида, — шепотом молилась младшенькая, — прости мои грехи, ибо обманываю я Богов, иду в храм ради спасения любимого человека. О, Хатор, не прогневайся на меня. О, Нут, отплачу я тебе достойной жертвой. О, Таурет, ты всегда защищала меня, помоги и в этот раз, да буду восхвалять я вас, о, Прекрасные Богини, всю свою жизнь.

Девушка прикоснулась лбом к земле, а потом встала и опустила очки на глаза. Интересно, откуда у нее взялся такой парадоксальный артефакт.

— Чук, — толкнула прочитавшая молитву свою сестру, — помолись, чтоб Богини не разгневались на тебя за присутствие на их Священной территории, и пойдем.

Девушка по имени Чук было запротивилась, но сестренка искусно сделала подсечку, и та свалилась на колени, ударившись лбом о песчаную землю.