Я открыла глаза, сладко потянулась, да так и села, уставившись в потолок и припоминая давешние обиды. Я значит, нервничаю, слезы по Ллевеллину лью, а он смотрит на меня, как на врага народа! Ур-род! И ведь даже не поинтересовался, не голодна ли я! А ведь я не ужинала!
Пустой желудок отозвался недовольным урчанием.
А все этот Рыцарь виноват! Как вспомню, так и хочется дать по противной морде, а потом поцеловать… и еще раз, и еще…
У, Гелла, ну куда же тебя занесло, прекрати немедленно!
Все хватит об этом! И вообще. Это у меня от голода!
Тут до меня наконец дошло, что что-то не так. Заснула я, точно помню, на каком-то диванчике, а проснулась на кровати. Широкой, под балдахином. Неподалеку примостился невысокий туалетный столик, уставленный всякими баночками, пузырьками и склянками. Рядом, на стуле с висящим на спинке полотенцем расположился тазик, наполненный водой. Это, как я понимаю, для умывания.
Плеснув в лицо пахнущей розами водой из тазика, я вытерлась полотенцем, глянула в зеркало, висящее на стене.
Что не говори, главный недостаток устойчивой туши — наличие устойчивых пятен вокруг глаз после умывания.
Следующие пятнадцать минут мне пришлось потратить на отмывание собственного лица от последствий цивилизации. Надо переходить на народные средства: уголечком брови подводить, бураком — щеки красить.
Да уж, картинка достойная Роу!
Еще раз оглянувшись по сторонам, я обнаружила огромную — на литр, не меньше — фарфоровую кружку, разукрашенную легкомысленными цветочками и прикрытую сверху безобидным на вид пирожочком. Знаю я, сперва — «ужинайте-ужинайте», а потом все беленой приправлено!
Есть хотелось все сильнее.
А, ну их всех, в болото! Если еще и Замок решит меня травануть, то тут даже Ллевеллин не поможет!
Я цапнула кружку со столика, чудом не запутавшись в пышных кружевных рукавах своей ночнушки (блин, опять переодеть успели!) и не уронив на пол пирожок. Взяла булочку в одну руку, а кружку — в другую, принюхалась. Кажется, молоко. Осторожно откусила, отхлебнула. М-м-м-м! Вкуснотища!
— Фпафибо! — невнятно, но максимально громко сообщила я, надеясь, что послание дойдет до адресата. В конце концов, раз Замок живой, да еще и накормить меня решил. То, что я ему благодарна, точно поймет.
Все молоко я так и не выпила. Да и пирожок не дожевала. Тот, вроде не большой, оказался таким сытным. Съесть я смогла не больше половины.
Переодеваться мне не пришлось: к тому моменту, как я закончила утреннюю (ну не вечернюю же, в самом деле, когда в комнате так светло безо всякого освещения?) трапезу, я обнаружила, что теперь я уже одета… ну, примерно так же, как когда собиралась учиться ездить верхом. Разве что брюки были не серого, а черного цвета.
В общем, оставив кружку и огрызок пирожка на столике, я прошлась по комнате и задумалась, что же делать дальше. А вот не фиг, не фиг! К Ллевеллину я не пойду! Ибо обиделась! И вообще он редиска! По ассоциативному ряду идти не будем, а то опять, как в случае с «гадом», куда-нибудь не туда придем.
Я задумчиво оглянулась по сторонам. Арфа. Не-э-этушки! Этим вы меня не заставите заниматься даже под угрозой расстрела! Шкаф. Ага, спрятаться — и пусть он меня ищет! Придет же такое в голову! Книга. Ой. Точно, книга! На полу валяется! Это ведь, кажется, тот самый перевертыш! Правда, я ее в столовой вроде, оставляла. Как она здесь оказалась? Небось, тоже сама перемещается, как все эти замковые комнаты. Хорошо, хоть, что ног нет, а то «ногастый» фолиант моя нежная психика не пережила бы.