Реализация

– Запомни, – сказал тогда дед. – У гяуров нож – оружие рабов. У нас нож – это война, сам ее дух. Вот этим ножом еще в начале века мой отец себе уважение добывал…

…Перш рухнул на землю, перевернулся на бок и уже из этого положения выстрелил Рахимову в ухо. Лицо капитана словно раскололось, из выходного отверстия торчали кости скулы. Душа Рахимова не стала обращать внимания на перебитые кости и взлетела. С огромной высоты она увидела не Санкт-Петербург, а степь – желтую, пыльную, бескрайнюю и родную… Перш попытался со стоном сесть и только в этот момент понял, что у него распороты не только бедро и ляжка, но и живот. Просто нож Рахимова был настолько острым, что рана на животе раскрылась не сразу. Перш оперся на левую руку и посмотрел на огромную лужу крови, в которой сидел. Он почувствовал, что холодеет и перестает чувствовать пальцы ног.

– К одиннадцати – туз[29], – Перш заскрипел зубами и попытался встать, постоянно оборачиваясь при этом на машину и лежащий рядом с ней баул с деньгами. Встать не получилось. В распоротом животе что-то зачмокало, и Перш упал щекой в собственную кровь.

В это время из «девятки» сумел наконец-то выбраться Штукин. Валерку вырвало желчью, и ему стало чуть легче. Он выпрямился и заковылял к машине с мигалкой и лежащим вокруг нее людям.

…Перш возился в луже крови, когда над ним склонилось синее от ударов пистолетной рукояткой лицо Штукина:

– Подыхаешь?

– Подыхаю, – согласился Перш и безвольно откинулся на асфальт. – Ты хоть деньги себе забери.

В голове убийцы тяжело забухали колокола. Першу вдруг захотелось пельменей, самых обыкновенных, колпинских, с кетчупом и горчицей. Во рту он ощутил вкус уксуса. Из разрезанных артерий ручейками убегала злая жизнь и, растекаясь лужей, разъедала асфальт. Напоследок Перш со свойственной ему спокойной яростью решил достать Валерку, обходившего как раз машину. Тэтэшка гавкнула выстрелом и вырвалась из уже неживых пальцев…

Штукин почувствовал, как что-то обожгло ему шею, и от неожиданности даже подскочил. Боли он не ощутил. Потому что ему и до этого было очень больно. Шатаясь, Валерка обогнул-таки машину и склонился над Крыловым. Грудь полковника была мягкой и липкой, словно кто-то вылил на нее банку малинового варенья. Обрез – страшная вещь, особенно если патроны снаряжены крупной картечью. Ничем помочь Крылову было уже нельзя. Штукин всхлипнул, вынул из руки трупа пистолет и машинально подобрал выпавший на пол автомобиля мобильный телефон. Потом Валерка обернулся к Сво и подхватил лежавший рядом с ним баул с деньгами. Сво еще жил. Но при каждом его выдохе из входных и выходных пулевых отверстий маленькими фонтанчиками выплескивалась кровь. Сво мелко дрожал и шевелил губами. У него начиналась агония. Ему казалось, что он плывет в родном Черном море – только в непривычно холодном и каком-то вязком…

Валера направил было в сторону головы Сво пистолет Крылова. Но добить бандита не смог. Точнее, не то чтобы не смог – просто понял, что тот и сам доходит.

Убрав пистолет во внутренний карман и сжав посильнее ручки баула, Штукин заковылял прочь. Инстинктивно он брел в сторону вокзала. Лишь дойдя по бульвару до памятника Эрнсту Тельману, Валера начал свободной рукой ощупывать свою шею. Под кожей он нащупал бугорок. Это была пуля из «тэтэшки», пробившая воротник куртки и непонятно почему не прошедшая навылет – может быть, патрон был бракованным и потому ослабленным…

У Валерки закружилась голова. Он достал платок из кармана брюк и осторожно положил его на шею. Голова закружилась еще сильнее. Задохнувшись, Штукин был вынужден присесть на лавочку – отдышаться. Несколько минут он сидел и дышал, словно случайно выскочившая на берег рыба. От внезапно пришедшей в голову мысли Валерка иронично улыбнулся и прошептал:

– Что ж они меня добить-то никак не могут? Это же сколько они по мне выпустили пуль, с учетом лифта!

Он посидел еще немного, подставляя лицо холодному ветру, а потом скомандовал сам себе:

– Надо нырнуть!

Штукин встал и, покачиваясь, пошел к привокзальной площади, чтобы попытаться взять там машину до города. У него была сначала мысль уехать на оставшейся от Перша и Сво «девятке», но этот вариант Валерка сразу же отверг: в таком состоянии, в каком он находился, да еще без доверенности – далеко не уедешь. Либо сам улетишь в кювет, либо сотрудники ГИБДД остановят со всеми вытекающими… Никакого пресловутого плана «Перехват» Штукин не опасался, потому что знал: милиция начнет осуществлять разные мероприятия только после того, как все съедутся к месту происшествия, обляпают там все и дождутся начальства. И потом уже пойдут всякие перехваты – и не потому, что они дадут какой-то результат, а потому, что так положено… Хорошо, что Валера все-таки не дошел до привокзальной площади – там он, наверное, со своим странным внешним видом лишь нашел бы новые проблемы. Штукину удалось поймать машину прямо на бульваре. Это была очень неновая белая «Волга», за рулем которой сидел мужик лет сорока.

– Мне в Питер, – сказал ему Валера. – Плачу тонну. Могу половину отдать вперед.