Желтые глаза недобро сверкнули, и из пасти вывалился длинный язык. Речь такому качественно реализованному волку давалась с трудом. Зато финальный рык у него получился на зависть. Баська проснулся и осоловело захлопал глазами. Нальдо потянул Талика за рукав рубашки, мол, это не наши разборки, но тут наверху хлопнула дверь, и рукав отпустили. Силь появился очень не вовремя.
— Ой, какой волчек! — Умильно проверещало самое неумное создание и ринулось вниз.
Волчек комплимента не оценил. А вот Лицифер, который оказался еще и Лютиком, немедленно уцепился за возможность поддеть соперника:
— Не трогай его пацанка, он цепной и блохастый!
Перепалка пошла на повышенных тонах и с такими выражениями, витиеватость которых Талик до конца не понимал, зато нутром чувствовал, что оскорбления сыплются нешуточные. Вот, Силя помянули в трех позах, Баську аж в пяти, да еще сверху Налем накрыли. Эльф изображал из себя невозмутимую мебель. А оборотень Талика бесился. Внутренний голос подсказывал ему словесные обороты, и имей писатель Золотов возможность вклинить хоть пару из них в диалог двух местных бандюг, его бы уже рвать начали. Но тут Талик вспомнил, что большинство попаданцев — малолетки, и все-таки умудрился вставить свои «пять копеек»:
— А тебе сколько годочков-то, мечта сукновальни? — Годочков волку и впрямь должно было быть мало, потому что от слова «сукновальня» он завис как девяносто пятая Винда. Талик почуял азарт. Наконец-то он получил возможность словесно поупражняться, сочетая блатной жаргон со своим литературным талантом. — Ты кому тут понты кидаешь, потомок унтов Челюскина? По ходу на льдине совсем извилины приморозил?! — Распалялся Талик. Унты подзавесили попаданца не хуже сукновальни. — Ща мы тебя так уработаем, что твои блохи пойдут проситься в НАТО! Ты на кого наехал, сявка? — Вспоминал Виталий все выражения двух алкашей доминошников из своего двора, похоронивших в тюрьмах лучшие годы своей жизни. — Баклан волосатый! У тя чё, норма по годовому настригу шерсти недовыполнена? Так мы те ща депиляцию без воска устроим! Ты чё мою пацанку просклонял в трех падежах, ушлёпок!? — Вовремя припомнил он новое слово из сортирной беседы.
— Ну, фсё, сссимуган дганый, ты тгуп! — Странно по-ленински ответил оборотень, кое-как подобрав длинный язык.
— Кем назвала меня эта жертва мухосранского зоопарка, граф? — Виталий встал в позу Наполеона, обращаясь к Люциферу.
— Ах, не обращайте внимания, граф! — Не подкачал Люций. — Мальчик читал Семенову. Симуран — это мифический персонаж. Пёс с крыльями!
— Пёс!? — В голове у Талика что-то перемкнуло, оборотень внутри завыл и как-то странно скукожился. Зато внутренний голос зарычал басом и перешел почти на ультразвук. На полке лопнули две бутылки. Силь отработанным прыжком нырнул под стол, Баська попробовал повиснуть на руке Талика, а коварный эльф стал заходить сбоку.
Не тут-то было. Баська улетел под стол к Силю. Виталий почувствовал, как мир кружится, и с запозданием понял, что это кружится он сам, как крылатая юла. Крылья рассекали воздух с противным визгом, не давая никому, даже жутко прыгучему эльфу подобраться поближе. Замедлялся писатель Золотов, скребя пяточными когтями по полу и рыча на низкой ноте. Когда накатил знакомый жар, Талик как раз оказался нос к носу с волком-оборотнем, который уже прижал уши, пригнулся и заглядывал ему в глаза снизу, демонстрируя полное подчинение. Хоть голову сверху на холку клади и обозначай свое право. Но класть голову не хотелось. Хотелось крови и неважно чьей. В этот эпический момент, когда Талик представлял себе свершение справедливого возмездия и прицеливался, куда бы впиться зубами, его кто-то дернул за ногу снизу. Виталий мотнул головой глянуть, что происходит и… коварный эльф схватил его за нос. Подобрался-таки, гад остроухий!
Оборотень-Шкура воспользовался удобным моментом и выскочил за дверь, чуть не сорвав её с петель.
— Да-а! Вот это да! — Люцифер обходил статую Талика вокруг, любуясь зрелищем. — Вы позволите? — Обратился он к Нальдо. — Я немного подвину Вашего подопечного.
— Не ронять! Пусть так и стоит! — Ответил эльф. Судя по звуку за спиной, ушастый наливал себе «сто грамм за сбитый».
Люций аккуратно развернул Талика к стойке и пошел убирать бутылки, которые перекрывали обзор. Талик старательно пучил глаза, помня о том, что обещал коварный эльф: посмотреть за какое время у него пройдет ступор, и как он рухнет.
Писатель Золотов стоял посреди трактира, в котором даже мухи не летали, не говоря уже о наличии хоть чего-нибудь, что могло его толкнуть. Сопровождающие уселись за стол и ждали результата. Силь всхлипывал где-то рядом с ними, а Люций копался с бутылками. Как только он счел пространство достаточным, то гордо, как художник, отступил в сторону от зеркала, давая Талику полюбоваться на результат.