Священник со скрещенными руками ожидал «окончания кризиса». В этом кризисе приобрели необычайную остроту чувства Марты и стала виднее их запутанность. Ее слова можно истолковать и как отречение от тех пяти лет жизни, когда Марта «слышала свое сердце». Но угрызения совести она готова отбросить, если Фожа услышит ее призыв. А через мгновение, уходя, она будет повторять, уже не плача: «Франсуа вернется. Франсуа всех их выгонит».
В Тюлет Марта бросилась за спасением. «Словно подхлестываемая какой-то неотвязной мыслью», она торопилась к тулонскому дилижансу. Драматизм этого дня становится все более напряженным, темп действия — все более сжатым. Целый день с лихорадочной поспешностью Марта стремится к какому-нибудь выходу. Она умоляла Маккара помочь ей увидеть Муре «сегодня же, сейчас…». У нее появилась надежда на изменение жизни, когда она слушала Муре: тот, не выразив «ни малейшего удивления» при виде жены, все «говорил, говорил без умолку», обнаруживая «поразительную память» во всем, что касалось дома и детей. Марта готова была упасть перед ним на колени в порыве благодарности. «Я хочу сейчас же увезти его домой». Но припадок обрушился на Муре, и рассеялись иллюзии спасения. «Она узнавала в муже себя. Она точно так же бросалась на пол в своей спальне, точно так же царапала и била себя. Она узнавала даже свой голос…»
Видимо, мало верила Марта в безумие мужа, когда допустила его заточение в Тюлет; так горестно она изумилась сейчас и с такой убежденностью, цепляясь за последнюю надежду, повторяла, вопреки тому, что видела: «Он не может быть сумасшедшим. Это было бы ужасно…» Маккар рассудительно ответил: «Не зря же его сюда засадили, я думаю. К тому же и самый дом этот не очень полезен для здоровья. Посади меня туда часика на два — я, пожалуй, тоже на стенку полезу».
Возвращение в Плассан и Марты и Франсуа Муре показано в двух параллельных очень сжатых сценах. Драматическую коллизию не разрешила поездка Марты в Тюлет. Смертельно больная, но и смертельно оскорбленная той ролью, что ей назначил аббат Фожа, она искала избавления у человека, который беззащитен и беспомощен, и беспредельно унижен ею сам. Чувство безвыходности и неискупимой вины могло только углубиться от того, что увидела Марта в Тюлете. «Лучше бы мне умереть», — сказала она во время припадка Муре. И снова начала торопиться — обратно. Почти бесчувственную, Маккар везет ее, нагибаясь из повозки, внимательно всматриваясь в канавы, заглядывая за изгороди. Он-то знал, кого можно было бы встретить сейчас на дороге.
Очнувшись, Муре увидел, что дверь его клетки широко распахнута. «Должно быть, Марта ждет меня. Надо отправляться». Заметил во дворе сторожа, который «словно поджидал его. Но сторож исчез». Муре вышел из сумасшедшего дома, «нисколько не удивляясь и не спеша».
И пока Маккар вез умирающую Марту, Муре шагал по той же дороге, «поглядывая, как на старого приятеля», на каждый километровый столб, дружелюбно поздоровался со встречным, переждал под мостом через Вьорну сильный дождь и, наконец, добрался до Плассана, «с величайшей осторожностью обходя грязные лужи».
Маккар напрасно стучался в дом на улице Баланд. Дверь была на засове. «Вот они вас и выжили, детки, из собственного дома, — пробормотал он. — Надо везти бедняжку к Ругонам».
Вскоре появился и Муре. Стучать не стал, проник в сад, не узнал его. Труши переделали все по своему вкусу. «Сухие трупы» высоких буксусов загромождали оранжерею, а обрубки фруктовых деревьев были разбросаны, «словно отрезанные руки и ноги». Клетка, в которой Дезире держала своих птиц, изломанная и пустая., висела на гвозде. Муре со страхом попятился, «как будто он открыл дверь склепа». Он не узнал и дома, когда пробрался туда. Искал Марту в шкафах, за портьерой, заглядывал под стол. «Марты нет, дома нет, ничего нет». Он что-то вспомнил.
«Тяжелую работу он проделал в какой-нибудь час». Неслышно перенес в дом охапки буксусов, сухие виноградные лозы, уголь… Сложил костры, «искусно оставив проходы для воздуха». Полюбовался их правильной четырехугольной формой. «Сбегал за метлой», аккуратно подмел ступени. Осмотрел все внимательно, как заботливый, пунктуальный буржуа. Сухой лозой зажег костры. «Дом загудел, как чрезмерно набитая дровами печь».