— Марк не хочет тебя огорчать, — сказала она Драконше, — поэтому проглотит любую историю, даже если она лишь наполовину правдива, а твоя история абсолютно правдива.
Она поднялась, чтобы уйти, потом вспомнила, что Ровена произнесла этим утром.
— Ровена, ты уверена, что больше никто об этом не знает? Ты кому-нибудь сказала «доброе утро»? Кому?
Ровена безучастно смотрела на нее.
— Утром я разговаривала только с вами, тетушка Фрайдесвайд, больше ни с кем.
— Ты сказала мне, что вычеркиваешь слово «доброе» из своего словаря, потому что от шипов роз больно губам.
— А, вот вы о чем, — хихикнула Ровена. — Я разговаривала с собой, когда смотрелась в зеркало. Я же вам говорила, что меня никто в замке не слушает.
Она рассмеялась, и драгоценные камни посыпались с ее губ прямо ей на колени.
Гарри Гаррисон
Капитан Гонарио Харпплейер
Благодаря Гарри Гаррисону (Harry Harrison, род. 1925) я сделал для себя открытие: юмористическая фантастика и фэнтези могут быть хорошего качества. Его истории о Скользком Джиме ди Гризе, преступнике, ставшем блюстителем порядка, впервые опубликованные в 1957 году в журнале
Капитан Гонарио Харпплейер, сцепив руки за спиной и стиснув зубы в бессильной ярости, мерил шагами крошечный квартердек корабля военно-морских сил его величества «Резервный». Впереди медленно тащилась обратно в порт разбитая французская флотилия: порванные паруса развевались по ветру, рангоут тянулся по воде, расщепленные корпуса кораблей застыли с разверстыми внутренностями — хрупкое дерево их бортов разлетелось вдребезги, не выдержав грозных залпов «Резервного».
— Будьте так любезны, пошлите двух матросов вперед, мистер Шраб, — приказал он, — пусть льют воду на грот. Намокшие паруса дадут нам одну восьмую узла, и мы еще сможем надрать задницы этим трусливым лягушатникам.
— Н-но, сэр, — начал вяло заикаться первый помощник капитана Шраб, содрогаясь при одной мысли о том, что приходится перечить любимому капитану, — если мы снимем еще несколько матросов с помп, то пойдем ко дну. Нас продырявили в тринадцати местах ниже ватерлинии, к тому же…
— Черт возьми, до чего же вы наблюдательны! Я отдал приказ, а не предложил обсудить положение дел. Делайте, что говорят.
— Есть, есть, сэр, — смиренно пробормотал Шраб, смахивая одинокую слезу с увлажнившихся глаз, похожих на глаза спаниеля.
Вода ударялась о паруса, и «Резервный» мгновенно начал опускаться ниже. Харпплейер сомкнул руки за спиной, он ненавидел себя за то, что вспылил на верного Шраба, — он не должен был так себя вести. Однако в глазах команды, этого отребья, отбросов общества, собранных по всему побережью, ему приходилось изображать из себя строгого ревнителя дисциплины. Точно так же ему приходилось носить широкий кушак, чтобы выглядеть подтянутым, и бандаж, чтобы прикрывать грыжу. Он должен был выглядеть подтянутым, потому что был капитаном этого судна — самого малого во всей блокадной флотилии корабля с посткапитаном[21]
на борту, но в то же самое время играющего важную роль во флотилии, которая удушающей петлей обвилась вокруг Европы, перекрыв выход безумному тирану.Пока эти крошечные деревянные суденышки преграждали путь, Наполеон и мечтать не смел о завоевании Англии.
— Помолитесь за нас, капитан, чтобы мы оказались в раю как можно быстрее. Мы тонем! — прокричал кто-то из матросов, занятых на помпах.
— Узнайте, как зовут этого негодяя, мистер Доглег, — сказал Харпплейер мичману, командовавшему матросами. Сам мичман, мальчуган лет семи-восьми, был совсем еще ребенком. — И оставьте его на неделю без рома.
— Есть, сэр, — пропищал мистер Доглег, недавно научившийся говорить.