Он прислушался. Как тихо в магазине! Ни одного покупателя за день-и не диво: сейчас на площади настоящий цветочный базар, букетики и бу-тоньерки на любой вкус, почтенная публика, все самое красивое и толь-ко для вас! Лиза собиралась с утра уйти туда с лотком фиалок, как всегда,- но нет, осталась дома, старалась не попадаться на глаза, тихонько прибира-лась в кухне. За завтраком девушка была порядочно заплакана, и Густав смотрел хмурее обычного, все молчали, и садовник подумал даже: а вдруг они уйдут, бросят магазин? И тут же грубо перебил сам себя: да пусть уходят, что я, уборщицу не сыщу, работника нового нанять не сумею? Это нас-только второстепенно, что не стоит внимания, особенно сейчас.
Конечно, Валентин нервничал. Тысяча обстоятельств могла помешать его дерзкому плану. Вдруг его возлюбленная просто-напросто не придет на праздник города? Приболеет, уедет к тетушке на именины, закапризничает из-за порванного чулка. Или польет дождь и размочит всю праздничную мишуру. А не то из-за малого количества участников возьмут да и отменят соревнования цветоводов, и тогда не подняться Валентину на сцену, не произнести победительную речь. Хотя вот этого не стоит опасаться. Не бы-вало еще случая, чтоб не нашлось желающих побороться за победу. Всякий, кто высадил около дома пару черенков, кто по субботам тяпкой в огороде ковырялся, – мнил себя выдающимся селекционером. У одного тюльпаны «пестрым лепестком» заболеют, появится на цветках светлая штриховка,- а он туда же, суетится, шампанское открывает: мол, создал новый сорт! У другого на гладиолусах капустница похозяйничает, бутоны погрызет, – а он гордо заявляет, что вывел-де уникальные дырчатые цветы! Тьфу, неу-дачники. Разве может кто-то из них соперничать с ним, с Валентином?
Он приосанился. Сделал самое горделивое выражение лица, какое умел. Вот так он встанет, откинет волосы с лица и проникновенно изречет… Но он не успел придумать и первых слов, потому что в этот момент колокольчик звякнул, и в магазин вошла она, его неверная возлюбленная. Как всегда са-мо совершенство, в пышном абрикосовом платье и лаковых тупоносых ту-фельках, завитая и припудренная, точно ручной работы кукла из дорогого магазина игрушек. И Валентин сразу вспомнил, что стоит полуодетый, без сюртука, в нелепых подтяжках, с идиотской ухмылкой на устах.
– И что же это за новые обстоятельства? – спросила красавица, подой-дя к нему. – Учти, я пришла исключительно из любопытства, а не поддав-шись уговорам твоего несуразного письма.
– Но я не писал тебе писем, – растерянно проговорил Валентин.
– А это, по-твоему, что? – она протянула ему конвертик. Валентин бегло просмотрел строчки, написанные незнакомым кудрявым почерком. Женская рука, женская. Недовольно он обернулся в сторону кухни. Вот ведь, и кто про-сил вмешиваться? Доброжелательница выискалась… Он справился бы и сам, он провернул бы блестящую многоходовку, сыграл бы на тщеславии, покорил бы триумфом – и теперь вот, все сломлено, вместо триумфа несвежая рубаш-ка и отсутствие козырей в рукаве. Хотя, может, так оно и лучше? А вдруг бы ему все-таки отказали бы? «Я не твоя невеста, неудачник!» – и толпа глазеет с жадным интересом, жалостью, презрением, насмешкой. А ведь, пожалуй, это и к лучшему. Ни к чему такие разговоры на публике разговаривать.
– Минуту, – проговорил он, сминая письмо. – Один миг! Никуда не уходи! – и, перепрыгивая ступеньки, бросился наверх, в кабинет. Снял, на-конец, с шеи это дурацкое полотенце, напялил сюртук, пригладил волосы, срезал розу и, держа ее за спиной, бегом вернулся в магазин. Барышня ску-чающе крутила в руке перчатки, недовольно поджимала губки. А за прилавком – вот тебе здравствуйте – как ни в чем не бывало устроилась Лиза и с увлечением листала кулинарную книгу. И Густав, чурбан,примостился у открытой двери в сад, смолил сигаретку. Нарочно они, что ли? И Валентин понял, что да, нарочно. Не по любопытству или нетактичности, а именно что намеренно мешают, хотят сбить и скомкать сцену его любовного объяс-нения. Ну так ничего у них не выйдет!
Ты долго молчать будешь? капризно проговорила красавица. Я на танцы опоздаю!
– Я тебя не задержу, – сказал он. Так, так, спокойно, надо взять себя в руки. – Ты обещала выйти за меня замуж, когда расцветут черные розы. При свидетелях обещала. Помнишь?
– И что же, они расцвели? – ядовито спросила она.
Валентин торжественно опустился на колено и протянул ей черную розу. Он разного ожидал: восторженных слёз («ах, неужели это все ради меня? !»), изумленных, широко распахнутых глаз («но каким чудом тебе это уда-лось? !»), недоверчивого молчания («надо же, как он меня любит, и зачем я с ним так жестока? !») – но того, что последовало, он не ожидал вовсе.
Красавица брезгливо взяла цветок, покрутила в руках – и бросила са-довнику под ноги.
– Что за подделка? Чернилами ты ее поливал? Или скрутил из папье-маше? проговорила она язвительно. Разве это черная роза? Это уродец какой-то. Она и не пахнет! А черной розы не было, нет и никогда не будет!
– Ты обещала, – сквозь зубы повторил он.