Реальность и мечта

На тонкой нити

Как часто, оглядываясь назад, я задавал себе вопрос: почему моя жизнь сложилась именно так, а не иначе? Почему, когда независимо от моего сознания решалась моя судьба, я делал один, а не другой шаг? Почему, наконец, именно мне выпало стать тем, кем я стал, ведь, быть может, на эту роль мог претендовать иной, более достойный и талантливый человек?

Нет однозначных ответов на эти вопросы. И лишь одно теперь подсказывает мне мой опыт: слишком часто все в жизни повисает на тонкой нити, и человек бессилен и беззащитен перед разверзшейся перед ним неизвестностью… Ах, только бы нить не порвалась!

Когда-то в далеком послевоенном 46-м году мой отец, демобилизовавшись из армии, привез маленький трофейный пистолет: тогда много было оружия. Уж не знаю зачем, я выклянчил его. И в том же году из этого вышла кромешная глупость, от которой даже сейчас я не могу вполне оправиться.

Приехав в Москву поступать в театральное училище, я вышел из поезда и был застигнут врасплох столичной кутерьмой и многоликостыо. К тому же на Курском вокзале шла тотальная проверка приезжих. Милиционеры и люди в штатском, как говорится, наводили шмон: требовали документы, заставляли развязывать баулы и тщательно осматривали вещи. Меня тоже это не миновало. Подошедший патруль, придирчиво изучив предъявленные мной бумажки, заодно решил выяснить содержимое моего заграничного, тоже трофейного, чемодана. Там находились рубашка, кулек картошки в дорогу, еще какое-то барахло, среди которого лежал аккуратно завернутый в тряпицу пистолет. И вот, стоя над раскрытым чемоданом, я вдруг ретро почувствовал, что именно сейчас, сию минуту должна закончиться моя нормальная человеческая жизнь. А что будет после — бог весть!

Ну, что везешь? — спросил патрульный, указав на тряпицу.

Вакса… — пролепетал я, и мне поверили на слово.

Какие уж там актерские навыки — я просто соврал, по-мальчишески полагаясь на авось, и мне повезло. И только несколькими часами позже в тишине приютившей меня московской квартиры я полностью осознал, что во время того злополучного досмотра на Курском вокзале мимо меня со всей своей безудержной силой и неодолимой неизбежностью пронеслась моя судьба. И что были по сравнению с ней юношеские мечты о поступлении в театральное училище, когда реальностью для меня на долгие годы могла стать совсем иная и очень далекая от искусства жизнь?

Та нечаянная свобода, которую вдруг почувствовал наш народ, переломив хребет германскому фашизму в страшной войне, закончилась очень быстро. Сталин вновь начал по-своему наводить в стране порядок, и многие из тех, кто недопонимал происходящее, жестоко заплатили за это неведение. Впрочем, нечто подобное можно сказать о любом времени: жизнь, как река щепку, порой несет человека в водоворот. А мне посчастливилось прибиться к берегу, и вскоре я без тени сожаления выбросил злополучный пистолет.

Несомненно, произошедшее со мной было случайностью. И произошедшее за пару лет до этого тоже.

Есть жуткая статистика, что парни, родившиеся в СССР в период с 1922 по 1926 год, были уничтожены войной почти подчистую. А я родился в 1927-м, и когда мне и моим ровесникам было семнадцать, война практически закончилась. Но она еще шла, когда я учился в десятом классе. И вот из родной сибирской Тары по повестке меня вызывают в военкомат для отправки в Омск в школу летчиков-истребителей. Неоперившихся «сталинских соколов» тогда обучали воздушному бою по известной формуле «взлет — посадка», то есть в ускоренном темпе, быстро, судорожно, не считаясь даже с гибелью курсантов в самой летной школе. Что уж тут говорить о предстоящих им фронтовых испытаниях!

А нас, «птенцов», по приказу собралось в клубе человек двести. Неизвестность пугала. Ходили разные слухи о том, как нас будут проверять, чтобы отобрать годных для летной службы. Говорили, например, что заведут тебя в темную комнату, скажут «иди» — и под тобой провалится пол. Ты ухнешь в яму, а потом будут слушать твое сердце. Конечно, такой ерунды бьггь не могло. Правда, одно испытание нам все-таки устроили — на специальном вращающемся кресле, для проверки вестибулярного аппарата.

Из двухсот человек отобрали пятьдесят, в том числе и меня. Но что-то в военной машине дало сбой. К нам вдруг вышел офицер и объявил, мол, езжайте-ка ребята по домам, ваш год решили пока не призывать. И мы разъехались, а потом я, поступив в театральную студию при Омском областном драматическом театре, получил бронь от призыва на воинскую службу. Тут судьба снова проявила ко мне снисходительность: ведь моих погодков из числа несостоявшихся летчиков вскоре призвали в конвойные войска, которые впоследствии этапировали преступников и недобитых националистов с Западной Украины в лагеря. А кто-то из этих парней отправился в воинских эшелонах на восток — добивать японских милитаристов. И не знаю, многим ли из них повезло вернуться.