Можно написать репортаж подчеркнуто вымороженным языком, без всякой стилистической эквилибристики; это даже лучше – главное, чтобы текстом рулила осмысленная, сбалансированная композиция, отвечающая внутренней логике и скрытому ходу мысли. Если есть этот «маршрут текста», тогда все остальное может быть выстроено каким угодно парадоксальным образом – даже лучше, если парадоксальным. Подбор фактов, эпизодов, деталей, их притяжение, а еще лучше отталкивание – сами по себе должны производить такой искрящий эффект, чтобы не нужно было никакого «искусства письма».
Репортаж должен скорее быть похожим на киносценарий, чем на роман в миниатюре. Репортаж – это вообще не литература, как бы вам этого ни хотелось. Представьте себе, что вы не граф Толстой и даже не Федор Михайлович Достоевский, а Леонид Гайдай, Эмир Кустурица или Ларс фон Триер. Вот увидите – текст от этого только выиграет.
2
2008 год, февраль
Мужики летят на Биеннале
Если бы десять лет назад жителям калужской деревни Звизжи сказали, что их имена будут звучать на крупнейших российских и зарубежных арт-площадках, они бы снисходительно улыбнулись и отошли в сторону от того человека, а может быть, и в морду ему дали. Теперь они знают, что такое арт-объект, на их счету десятки работ, отмеченных во всем мире, а их опыту и славе завидуют многие заметные фигуры столичной художественной тусовки. Как современное искусство проникло на берега реки Угры и что оно там натворило – выяснял корреспондент «РР».
Грачи сбежали из мультфильма
– А что это было? – спрашивает 15-летний Витя, кивая на деревянные обломки, скрепленные местами железной арматурой.
– Это был полумост, – отвечает 25-летний Володя Симонов. – Он стоял три года, а потом развалился.
– Разве бывают полумосты?
– Здесь все бывает.
– А вон там что за хрень? – Витя показывает на склон.
Там вроде бы одинокая могилка, огороженная кладбищенским заборчиком, но, если приглядеться, это вовсе не могилка, а кроватка. На нее можно лечь и полежать. Я попробовал. Ощущения пронзительные.
– Это «Кровать Бродского», – отвечает Володя Симонов.
– Кого?
– Архитектор такой есть – Александр Бродский. Он эту кровать придумал.
– А зачем?
– А затем! – взрывается Володя. – Это искусство, понял? Ему «зачем» не нужно.
– А куда ты ворону понес? – не унимается любознательный подросток.
– Ты задолбал, Витек! Это не ворона, а грач. Вам в школе картинку показывали «Грачи прилетели»? Нет? Ну, тогда иди полумост разбирай.
Витька сегодня первый день в Никола-Ленивце, поэтому он еще не врубается. А Володя Симонов работает с дядей Колей с 2000 года и понимает, что, если грачи прилетели из теплых стран, это жизнь, а если из мастерской – инсталляция. На склон, который спускается от заброшенной церкви к реке Угре, Володя несет уже 121-го грача. Всего их будет больше 150. Все грачи деревянные и прикольные, как будто сбежали из мультфильма. Несмотря на то что до Калуги отсюда 60 километров, а до Москвы все 260, недостатка в зрителях не будет. В прошлом году на фестиваль «Архстояние» приехало 3 тысячи человек – машину негде было поставить. В этом ожидается еще больше, причем в два захода: 1 марта на фестиваль, 8-го – на Масленицу.
– А восемь лет назад по этому склону снеговики спускались, 223 штуки. – Володя пытается подавить непроизвольный смешок, но у него не получается. – Мы пока их с пацанами лепили, все друг на друга смотрели, чтобы лишний раз проверить, рехнулись мы или все нормально. Зато когда снеговики были готовы, мы уже все поняли.
– Что поняли?
– Что такое искусство, поняли.
– И что это такое?
– Да просто искусство, и все. Чего тут понимать?
Богатырь терзает свинью
У дяди Коли Полисского в избе первые советские стеклопакеты, за ними – шикарный вид на реку Угру; в сенях звизжане красят гуашью грачей, а жилое помещение кишит деревянными муравьями. Это дядя Коля готовится к Венецианскому биеннале. Десант из Никола-Ленивца собирается слепить там из лозы 5-метровый муравейник, по которому будут ползать 500 муравьев.
– До 2000 года я был вполне успешным живописцем, – вспоминает Полисский. – Родился и вырос в Москве, но попасть в Строгановку в те времена было нереально, поэтому я поступил в питерскую «Муху». Там познакомился с митьками: Шагиным, Флоренскими и другими. После окончания учебы вернулся в столицу, но продолжал поддерживать с ними отношения и вошел в историю митьковского движения как первый после Минина и Пожарского митек, проживающий в городе Москве. Как раз когда я возвращался с акции «Митьки в Париже», мне позвонил мой знакомый архитектор Вася Щетинин и начал взахлеб рассказывать про Никола-Ленивец.
Вася Щетинин и сейчас рассказывает про Никола-Ленивец взахлеб: