В кабинете вновь воцарилась тишина. Все морщили лбы и скрипели мозгами, но продолжали хранить гробовое молчание.
От повисшего коромыслом дыма у меня уже вовсю щипало глаза и першило в горле.
Саенко осуждающе цокнул щекой и, впервые за время общего экстренного сбора пристально взглянув на меня, сказал:
— Сдается мне, депутата завалил кто-то другой. И признание сто шестидесятого в старом убийстве изначально было направлено на побег. Стен тюрьмы он, понятное дело, не покидал. Значит, кто-то, имея возможность общаться и с ним, и с его питерскими корешами, передал Гольцову подробный план детально спланированной на воле операции по его освобождению. Скорее всего — письменный, чтобы можно было как следует его изучить и запомнить. Если мне не изменяет память, единственный из всех нас, кто в последнее время побывал в городе на Неве, это вы, батюшка... Старший прапорщик Каретников не в счет, он в камеру сто шестидесятого не заходил после своего возвращения из Питера. Что скажете в свое оправдание, отец Павел?
— Ничего, — спокойно ответил я.
— Это почему же?! Вы не согласны с моей версией?!
— Не согласен, — собрав всю волю в кулак, отверг я обвинение. — На мой взгляд, два года назад Гольцов действительно убил этого депутата по заказу своего покойного босса и признался в убийстве только потому, что ему, по его же словам, захотелось использовать свой единственный шанс вновь оказаться за пределами этого острова, пусть и в наручниках. Совершить такое путешествие, согласитесь, удается далеко не каждому из местных обитателей... Что же касается плана побега... Как вы наверняка убедились сами, он весьма простой, незатейливый и необычайно рискованный. И, скорее всего, закончился для Гольцова пулей в лоб. Вы все слышали, с какой уверенностью говорил о своем точном попадании тот майор...
— А откуда, простите, вы знаете, что человек в замшевой куртке именно майор? Почему не лейтенант? Или, скажем, капитан?! — мгновенно, с поистине бультерьеровой хваткой уцепился за случайно допущенную мной оплошность подполковник Саенко. Его губы медленно изогнулись в торжествующей улыбке. — Странно... Ведь на нем была гражданская одежда. А может, он ваш сообщник?!