Реаниматор

Спустя два часа после общения с ребятками Бульдога работник Эрмитажа перерезал себе вены в собственной ванне-джакузи, написав записку с просьбой во всем винить некую очаровательную, но недоступную К. Сыщики только головами покачали – взрослый мужик и такой идиот…

А старик успел узнать главное: ни разу в жизни не бывавший даже в областном Архангельске, ежечасно освежавшийся стаканом первача добродушный охотник писал копии с картин мастеров не ради возможности получить бесценные для отшельника внедорожник, новенькую рацию и запас «горючего» и красок на целый год вперед, а из простого человеческого интереса. Получится али нет?

А особенно преуспел Прохор в рисовании на дубовых досках ликов православных святых. Не удивительно, что к пятидесяти годам, прожитым на этом свете Варежкиным, его приземистая крепкая изба, стоявшая у кромки леса, на обрывистом берегу дикой реки Пухтюга, своим внутренним убранством напоминала Всехсвятскую церковь.

Глава 34

Лесная дорога от районного центра до «мастерской» Прохора Варежкина казалась порой бесконечной. Но финал, как известно, есть у всего. На исходе пятого часа черепашьей езды два тяжелых, черных джипа обогнули поросшую молодым ельником гору и остановились на крутом, обрывистом берегу Пухтюги. Представшая перед глазами панорама завораживала своей первозданной нетронутой красотой. Впрочем, прелести северной природы сейчас мало интересовали измотанных путешествием экспедиционеров.

– Ну, наконец-то! – с облегчением произнес Бульдог и, еще раз на всякий случай сверившись с развернутой на коленях картой, указал рукой на тянущиеся вдоль берега ветхие домишки заброшенной деревни.

Пал Палыч по собственной инициативе сел за руль идущего первым внедорожника, в котором кроме него находились сам Тихий, бригадир Дольф и захваченный с собой в «экспедицию» высокий молчаливый профессор Мазуркевич из мухинского художественного училища – признанный эксперт по старинным русским иконам. В его обязанности входило дать свое компетентное заключение после того, как таежный самоучка Прохор Варежкин напишет копии с Тихвинской Богородицы. О том, что художник может просто отказаться от выполнения заказа, ни сам авторитет, ни сопровождавшие его боевики даже не допускали мысли. Они, профессионалы, умели так делать предложения, что ответить «нет» было невозможно…

– Слава Богу, вроде добрались, – в тон начальнику своей гвардии отозвался Тихий. – Давай, Паша, трогай… Который дом-то нужен?

– Самсонов говорил, что в деревне только один Прохор остался, – сказал Бульдог. – Так что не ошибемся. Собаки чужаков сразу приметят. Их у него вроде аж целых три штуки. Финские лайки.

Профессор Мазуркевич и громила Дольф ничего не сказали. Первый спал, приткнувшись головой к стеклу и похрапывая, а второй вообще мало разговаривал. Добрались до какой-то таежной деревни, где живет какой-то лох, ну и что? Обычная работа… Двухдневное автомобильное, с относительным комфортом, путешествие из северной столицы в этот медвежий угол, порядком вымотавшее попутчиков Дольфа, бывшему старлею разведроты спецназа ВДВ представлялось всего лишь легкой разминкой.

Бульдог оказался прав. Первым живым существом, которое они увидели, въехав в опустевшую деревню с десятком черных полуразвалившихся домишек-срубов, были две рыжие, лохматые, отдаленно похожие на крупных лисиц остромордые псины. Покойник Самсонов, не раз навещавший отшельника в этой дыре, не обманул – это были чистокровные финские лайки. В собаках Пал Палыч разбирался не хуже иного кинолога. Только почему две, а не три?

– А вот и хозяйские телохранители, – вымученно улыбнулся Тихий, убирая в кожаный чехол порядком осточертевшую трубку. От частого курения в дороге у него уже першило и сушило в горле. – Только самого Прохора что-то пока не видно…

Старик, чуть прищурившись, внимательно вглядывался в необитаемые, давно покинутые по разным причинам своими прежними жильцами дома. У многих от старости прогнили и провалились крыши. Окна были либо наглухо заколочены, либо зияли пустыми черными глазницами.

«Виллу» отшельника Тихий увидел только тогда, когда «чероки», проехав мимо безлюдных развалюх до самого склона, круто уходящего вниз, к реке, остановился возле высокой разлапистой сосны.

– Ни фига себе! Прямо дворец таежного князя! – присвистнул Бульдог, переглянувшись со старым авторитетом, который сидел рядом с ним. Обычно безразличный ко всему, кроме драк, разборок и оружия, Дольф всей своей массой подался вперед. Проснувшийся от возгласа Пал Палыча профессор Мазуркевич тер пальцами покрасневшие глаза и, быстро приходя в себя, хлопая веками, тоже с изумлением лицезрел раскинувшееся внизу, под горушкой, имение одинокого охотника Прохора Варежкина.