Реанимация закона

Антон пришел в клинику только вечером. Слишком много в этот день у него было дел, и это даже хорошо. Хорошо, что вечер, а это значит, нет такого количества посетителей к больным, это значит, что большинство медицинского персонала уже ушло домой. Хорошо даже то, что Антон чувствовал себя уставшим.

Большой холл с пустыми лавками вдоль стен встретил Антона глухим эхом собственных шагов. Неприятная пустота, когда осознаешь, что сюда попадают больные люди, которых часто спасают от смерти. Гулкая пустота и смерть, и все рядом, в одних стенах, в одном замкнутом пространстве.

За следующей дверью Антон увидел за столиком молодую женщину. Первые врата, за которыми или ад, или рай.

– Здравствуйте, – приветливо улыбнувшись, обратился он к ней. – У вас тут лежит мальчик, Слава Максимов. В реанимации. Мне нужно его навестить.

– Простите, а вы… – опешила дежурная медсестра. – Вы знаете, сколько сейчас времени? Вы вообще ему кто?

– Вы меня просто проводите наверх, а там я сам объяснюсь с дежурным врачом, или кто там в это время главный?

– Не сходите с ума, молодой человек! Никто вас к мальчику в реанимационное отделение не пустит. Это вообще категорически запрещено. Туда даже родителей не пускают… – Девушка в белом халате немного замялась: – Или вы… отец?

Антону стоило большого напряжения, чтобы ни один мускул на его лице не дрогнул. Он использовал последний свой козырь – служебное удостоверение офицера полиции. Медсестра ничего не смыслила в названиях, и «Управление собственной безопасности» ей ничего не сказало. Однако она проводила Антона наверх, где очень даже счастливо выяснилось, что Славика из реанимации уже перевели в отделение интенсивной терапии. Молодой, но заметно полысевший врач оказался контактным, улыбчивым человеком. Он воспринял слово «надо» очень правильно, только заметил, что мальчик сейчас спит. После комы он напичкан лекарствами и ничего не соображает, даже когда не спит. Но если полицейскому надо на мальчика посмотреть, то почему же не разрешить.

Антону накинули на плечи белый халат, на ноги заставили надеть бахилы и проводили в отдельную небольшую палату, где вся стена была заставлена блистающей стеклом и никелем аппаратурой. Славик лежал слева, ближе к окну, укрытый под самый подбородок легким одеялом. Маленький, тщедушный на большой кровати, рассчитанной на рост пациентов выше метра восьмидесяти. Больно смотреть на лицо мальчишки, которое всегда светилось мыслью, а теперь, бледное, осунувшееся, торчало над подушкой. И не видеть глазенок, всегда таких задумчивых, а иногда вспыхивающих эмоциями, короткой радостью.

Антон пододвинул стул и сел возле кровати. Вот и нашлось время поразмыслить, заглянуть в себя. И чего тебе этот соседский мальчик, что ты так о нем печешься? Ладно, хахаль Серега, вон и Быков не понял. Первым делом оба предположили, что у них с Иркой отношения. А может, и правда? Антон вызвал из памяти образ соседки. Внешне она ничего, можно назвать и симпатичной. И фигурка… нормальная фигурка. Но симпатии к ней не хватает.

Антон попробовал понять, почему же не испытывает к Ирке симпатии как к женщине. Характер покладистый, спокойная, даже улыбчивая. И вульгарности в ней нет. Одевается, правда, несколько безвкусно, но это зависит не от нее. На что денег хватает, то и носит. Нет, тут, наверное, согласиться нельзя. Вкуса у нее в самом деле нет. Есть женщины малоимущие, но умудряющиеся выглядеть скромно и со вкусом. А есть женщины и с достатком, но все на них, как на корове седло. Вроде дорогие вещи, а… И Славика она одевает как-то вызывающе, кричаще, как будто хочет постоянно доказать всем, что она для него ничего не жалеет.

И опять Антон поймал себя на мысли, что придирается к женщине, что дело совсем не в отсутствии у нее внутренней культуры. Надо быть честным с самим собой. А если посмотреть на это дело честно, то Антона коробит от другого. От того, что Ирка может не просто терпеть ухаживания, унижения от человека, которого не любит, а еще и ложиться с ним в постель. А почему? А потому, что он приносит деньги. Понятно, что Ирка первым делом думает о сыне и делает все это ради него. Но ведь это фактически проституция. Вот если бы она сошлась не по любви, а по необходимости с кем-то, если бы кто-то назывался ее мужем, пусть и «гражданским». Но этот-то приходит только ради постели! И она его принимает. Обслуживает!

А вообще-то это глупость – заставлять мужчину объяснять, почему ему нравится женщина или, наоборот, не нравится. Никто не сможет объяснить. Мямлить могут многие про стройные ножки, грудь третьего или четвертого размера, но объяснить не сможет никто. И когда это размер груди определял выбор жены?

А еще Антон понял, почему так привязался к Славику. У этого мальчишки похожая судьба. Точнее, эмоциональная окраска детства. Антон лишился матери, которую очень любил, в которой нуждался. И Славик оказался один, только при живой матери. Недостаток общения, чувство одиночества, незаживающая рана, тянущая, ноющая, выматывающая тоска. По причине возраста Славик всего этого не понимает, не может сформулировать, но аналогия видна со стороны хорошо. Поэтому у них со Славиком и появилась эта странная дружба. Не как у мужчины к потенциальному приемному ребенку, а как у старшего брата к младшему, как отношение к собственной ипостаси, к частичке себя. Жалость? Нет, это не жалость, это просто понимание, родственные ощущения, которые ты сам пережил в детстве, это просто желание помочь.