Реанимация Записки врача

«Наденете кислородные маски», — ответили мудрецы-идеологи. «А баллоны куда?» — «За спину!» — с улыбкой советовали на Старой площади, удивляясь простодушию спортсменов. «Но это утяжелит нас, скорость спуска повысится. Приземление будет сверхжестким, как на боевом парашюте». (Оказывается, нагрузка на парашютиста при этих условиях равна прыжку со второго этажа, не слабо? Номер для каскадеров.) «А вы и призваны нами, чтобы боевым прыжком еще более укрепить славу нашей Родины. Хотя дальше ее укреплять как бы и некуда».

В общем, демагогия в чистом виде, здесь они были опытными мастерами, и переубедить их смог бы только совсем большой начальник. Но он, к несчастью, был занят другими важными государственными делами. Впрочем, с таким же коэффициентом полезного действия.

Подхалимы из парашютной федерации сделали «под козырек», и ребят, вернее, сильных опытных мужиков, повезли на заклание. Люда сказала, что видела любительский фильм, снятый перед прыжком, и поразилась Витькиному взгляду. Он смотрел в иллюминатор тоскливо-безнадежным взглядом. Оказывается, он следил за парашютиком-маркером, который предварительно сбрасывают для определения направления и скорости ветра. Очевидно, движение этого парашютика не предвещало ничего хорошего. Так и оказалось. Сильнейший ветер и разреженная атмосфера изменили все параметры спуска. Даже выпускающий член экипажа покрутил пальцем у виска, досадливо махнул рукой и скрылся за дверью пилотской кабины. Да еще на экране можно было легко прочитать по его губам то, что он сказал напоследок. Но это явно непечатно.

Ребят разбросало шквалистым ветром. Только Виктор и его боевой товарищ Серега приземлились рядом. Но если Серега упал в огромный снежный завал — сугроб, то Витьке жутко не повезло: несмотря на умелое управление стропами, его в последний момент рвануло ветром, сильно ударив о скалистый выступ. Он, очевидно, потерял сознание, и тогда неуправляемый парашют намертво зацепился за этот злосчастный выступ. Виктор повис над пропастью — без кислородного аппарата, специальной утепленной одежды, с разбитой головой и… без шансов на спасение.

Его единственно возможный спаситель Серега лежал в глубоком снегу и тоже еле телепался.

Он слышал стоны Виктора. Они потом преследовали его многие годы.

Теоретически он мог бы Виктора спасти — забраться на скалу и втащить на нее тело обездвиженного товарища. Но это сугубо теоретически. Практически это было явно невозможно. Кончались запасы кислорода в организме, наступало смертельное кислородное голодание. Надо было спасаться самому. Хрипя и стеная, он выбрался из сугроба и пополз вниз. Прочь от скалы, на которой умирал его товарищ. Такая ему выпала доля.

Его нашли обмороженного, но живого много ниже места приземления. Шансов спасти Виктора уже не было. К тому же начиналась непогода — пурга, мороз, ветер. Надо было самим уносить ноги.

Виктора сняли через год. В особой высотной атмосфере тело мумифицировалось, и лицо совершенно не изменилось. Похоронили на окраине Москвы, в Братцево, недалеко от Тушинского аэродрома, где он провел самые счастливые, звездные часы своей жизни.

Люда достойно перенесла этот удар. Ходила на работу, обследовала спортсменов, растила дочку. Спортивное ведомство устроило ей приличную квартиру около работы. Головные боли больше не тревожили, однако обоняние так и не восстановилось. Про обаяние она больше не упоминала, но за собой следила, делала макияж, обильно душилась. Вкусными духами от нее пахло за десять метров. «Самцов привлекаю, но все попадаются редкостные идиоты. Мне таких даром не надо, не годны ни на что».

Потом как-то резко затосковала, взяла отпуск и с дочкой уехала в Киев, к родителям. Осмотрелась и решила остаться. Атмосфера там ей показалась гораздо теплей, чем в Москве. Во всех смыслах. Приезжала прощаться.

Парашют в этот раз удачно раскрылся. Она приземлилась.

Пункция

Его звали Волей. Не Валей, а Волей. Воля Гиршин. Правда, по паспорту он числился как Вольт Григорьевич. У него папа был учителем физики и очень уважал великих предшественников. А заодно единицы измерения физических величин — ампер, джоуль, ом. Сына назвал Вольтом — «напряжение тока». И не ошибся. Воля напряженно любил женщин. Он их любил многогранно, объемно, всецело. Как Королев был влюблен в ракеты, Пеле — в футбольный мяч, а Флеминг — в пенициллин, так он любил женщин. Как таковых. Профессионально любил. Такие особи редко встречаются, но женщины их чувствуют мгновенно и отдаются без колебаний. Почти.

Но в одном случае даже он растерялся. Дело было в приличной общаге для врачей, приехавших на повышение квалификации. Он там часто кантовался. Потому что сам был врачом. Как прилетит из Караганды, а позже из Новосибирска на семинар или симпозиум, так сразу там поселялся. Настоящий цветник. Доктора и, главное, докторицы, вырвавшись из домашнего и больничного хомута, скинув с шеи кучу нудных обязанностей: дежурств, политзанятий, воспитания детей, охламона мужа — расцветали как розы, орошенные утренней росой.