— У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность, — сказал он, — за все, что вы сегодня для нас сделали. Вы и сами понимаете, что я чувствую, мне не надо вам это говорить.
— Дорогой друг, — сказал полковник Джулиан, — я был очень рад, что смог вам помочь. Разумеется, знай мы с самого начала то, что знал доктор Бейкер, можно было бы вообще без всего этого обойтись. Но что теперь об этом толковать! Постарайтесь забыть весь этот злополучный эпизод. Я уверен, что Фейвел вам больше докучать не будет. Если он все же появится на горизонте, немедленно сообщите мне. Я с ним быстро управлюсь. — Полковник вылез из машины, вынул свои вещи, взял карту. — Я бы на вашем месте, — проговорил он, глядя куда-то в сторону, — уехал бы ненадолго. Надо же вам отдохнуть. Может быть, за границу.
Мы ничего не сказали. Полковник Джулиан складывал карту.
— В это время года очень хорошо в Швейцарии. Помню, мы ездили туда как-то раз, когда у дочки были каникулы, и получили огромное удовольствие. Замечательные прогулки. — Он приостановился в нерешительности, — но все же вдруг возникнут, пусть и небольшие, затруднения, — сказал он. — Я не Фейвела имею в виду, а кое-кого в нашей округе. Мы не знаем точно, что там болтает Тэбб, ну и в этом роде. Нелепость, конечно. Но все же, знаете старую поговорку: «С глаз долой — из сердца вон»? Если рядом нет тех, о ком болтают, болтовня прекращается. Так уж устроен свет.
Полковник стоял, проверяя, не оставил ли он чего-нибудь из своих вещей в машине.
— Кажется, все здесь. Карта, очки, палка, пальто. Полный набор. Ну что ж, всего вам обоим хорошего. Не утомляйтесь слишком… У нас был тяжелый день.
Он вошел в ворота, поднялся по ступеням. Я увидела, как к окну подошла женщина, улыбнулась, помахала рукой. Мы доехали до поворота и свернули на шоссе. Я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Теперь, когда мы наконец остались одни и можно было расслабиться, чувство облегчения было таким острым, что, казалось, я его не перенесу. Так бывает, когда прорывается наболевший нарыв. Максим молчал. Его ладонь легла поверх моей руки. Мы въехали в город, но я не видела никого и ничего. Я слышала грохотание автобусов, гудки такси, этот неизбежный, неустанный шум Лондона, но все это было вне меня. Я находилась совсем в другом месте, где было тихо, спокойно и прохладно. Ничто больше не могло нас затронуть. Переломный момент остался позади.
Машина остановилась. Я открыла глаза и выпрямилась. Посмотрела по сторонам, оцепеневшая, не понимая, где я. Мы стояли напротив одного из бесчисленных ресторанчиков Сохо.
— Ты устала, — быстро сказал Максим. — Устала, проголодалась и ни на что не годишься. Тебе станет лучше, когда ты поешь. И мне тоже. Сейчас мы пойдем и закажем себе обед. Прямо сейчас. И я смогу позвонить отсюда Фрэнку.
Мы вышли из машины. В ресторанчике оказалось пусто — никого, кроме метрдотеля, официанта и девушки за кассой. В зале было темно и прохладно. Мы сели за столик в углу, Максим начал заказывать обед.
— Фейвел был прав, когда предлагал выпить, — сказал Максим. — Я и сам хочу выпить, да и тебе это не повредит. Я закажу для тебя бренди.
Толстый улыбающийся метрдотель принес две длинные тонкие булочки в бумажной обертке. Они были твердые и хрустящие. Я тут же с жадностью набросилась на свою. Бренди с содовой было очень приятным на вкус, оно согрело и странным образом успокоило меня.
— Теперь мы поедем медленно, без спешки, — сказал Максим. — Станет прохладнее, дело к ночи. Найдем по дороге какое-нибудь тихое местечко, там и переночуем. А утром двинемся в Мэндерли.
— Да, — сказала я.
— Ты ведь не хотела обедать у сестры Джулиана, а потом ехать поездом, верно?
— Да.
Максим допил стакан. Глаза его казались огромными из-за черных кругов. Они выглядели очень черными на бледном лице.
— Как ты думаешь, какую долю правды знает Джулиан?
Я глядела на него поверх бокала и молчала.
— Он догадался, — медленно сказал Максим. — Конечно же, он догадался.
— Если и так, он никогда ничего не скажет. Никогда. Никому.
— Да, — кивнул Максим. — Да.
Он попросил метрдотеля принести ему еще виски с содовой. Мы сидели молча, в темном углу, наслаждаясь покоем.
— Я думаю, — взглянул на меня Максим, — что Ребекка нарочно налгала мне. Последний прощальный блеф. Она хотела, чтобы я ее убил. Она все рассчитала. Вот почему она смеялась. Вот почему стояла и хохотала, когда я убивал ее!
Я ничего не сказала. Я продолжала пить бренди с содовой. Все осталось позади. Все было решено и улажено. Все это не имело больше значения. Максиму не с чего было выглядеть таким бледным и встревоженным.
— Ее последняя шутка. Лучшая из всех. И даже сейчас я не уверен, что победа не на ее стороне.
— Что ты хочешь этим сказать? Как она могла победить?
— Не знаю, — сказал он. — Не знаю.
Он залпом выпил второй стакан. Встал из-за стола.
— Пойду позвоню Фрэнку, — сказал он.